Сальватор. Книга III. Александр Дюма

остановил меня и сказал:

      «Вы могли бы поехать со мной кое-куда ночью?»

      «Могу, конечно», – ответил ему я.

      «Сегодня ночью?»

      «Нет, сегодня ночью я занят».

      «А завтра?»

      «Завтра ночью я свободен… Поедем на экскурсию?» – спросил я на всякий случай.

      «Да, на экскурсию».

      – Вы понимаете, что я хотел выяснить, куда он меня собрался везти.

      «По Парижу или за город?»

      «За город».

      «Хорошо».

      – И мы с ним условились, что не сегодня, а завтра ночью он представит мне доказательство того, что меч правосудия готов обрушиться не на голову преступника, продолжающего разгуливать на свободе, а на голову совершенно ни в чем не повинного человека.

      – Значит, – пробормотал господин Жерар, – вы согласились поехать на эту экскурсию?

      – А что мне оставалось делать? Я у вас спрашиваю – вы ведь человек рассудительный. Вы же знаете, в чем состоят мои обязанности. Прюдон написал на эту тему картину: «Правосудие, преследующее Преступление». Вам известен мой девиз, он такой же, как и девиз женевского философа: «Vitam impendere vero»[4]. Я был вынужден сказать: «Я поеду».

      – И вы поедете?

      – Черт возьми! Я должен ехать, меня же вызвали. Но, как я вам уже сказал, поеду не сегодня ночью, а завтра… Завтра ночью, вы меня слышите?

      – Да, – ответил господин Жерар, который все слышал, но ничего не понимал, поскольку зубы его стучали, словно кастаньеты.

      – Ага! Я так и знал, – сказал господин Жакаль, – что вас мой рассказ заинтересует.

      – Но скажите, мсье, зачем вы мне все это рассказали? – пробормотал господин Жерар, делая над собой усилие. – Какую цель преследовали, доверяя мне эту тайну?

      – Какую цель? Как?! Вы не понимаете?.. Я просто подумал: «Господин Жерар – филантроп. Когда он узнает о том, что какому-то бедняге угрожает опасность, о которой я ему рассказал, он поставит себя на место этого бедолаги, этого несчастного убийцы, этого незадачливого душегуба. Он почувствует все его муки, словно бы он сам повинен в этом убийстве». И мне кажется, я не ошибся в своих предположениях, не так ли, дорогой мсье Жерар?

      – О, нет!.. О, нет!.. – вскричал тот.

      – Хорошо, это вынуждает меня продолжить свою мысль. Итак, завтра в полночь я уезжаю с этим, другим, филантропом… Ах, как он не похож на вас, мсье Жерар! Ведь и филантропия может быть разной. Как говорил Мольер, вязанка вязанке рознь. Я еду с ним. Не знаю, куда мы с ним направимся, поскольку он мне ничего на этот счет не сказал. Но с той прозорливостью, которая у меня выработалась за долгие годы службы, я полагаю, что куда-то в сторону Кур-де-Франс.

      – Кур-де-Франс?

      – Да… Прибыв туда, мы повернем направо или налево. Скорее всего направо. И войдем не знаю куда, но вполне вероятно в какой-нибудь парк. И там мы обнаружим в какой-то яме некий скелет. Составим протокол, а потом принесем этот печальный плод наших трудных поисков господину королевскому прокурору, который будет вынужден в силу появления новых обстоятельств и улик попросить у господина

4

«Vitam impendere vero» (лат.) – «Жизнь отдать за правду». (Прим. изд.)