Второгодник. Олег Литвишко

семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме… – начал я читать, а потом, передав маме книгу и уперев пальцем в то место, которое читаю, продолжил уже по памяти. – На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский – Стива, как его звали в свете, – в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване…».

      Сначала мама следила по книге, а потом, уставившись на меня, скрипучим голосом спросила:

      – Что это значит? Ты выучил наизусть весь текст?

      – Нет мама, но я могу прочитать тебе наизусть всю «Анну Каренину». Ты только не волнуйся, но я теперь много чего знаю. Ну, например, могу говорить на английском языке…

      – Сынок, что все это значит? Ты меня разыгрываешь?

      – «Horatio says 'tis but our fantasy,

      And will not let belief take hold of him

      Touching this dreaded sight, twice seen of us.

      Therefore I have entreated him along,

      With us to watch the minutes of this night,

      That, if again this apparition come,

      He may approve our eyes and speak to it»

      – начал я читать наизусть отрывок из «Гамлета», потом, не останавливаясь перевел —

      Горацио считает это нашей Фантазией, и в жуткое виденье,

      Представшее нам дважды, он не верит;

      Поэтому его я пригласил

      Посторожить мгновенья этой ночи,

      И, если призрак явится опять,

      Пусть взглянет сам и пусть его окликнет.

      Когда я остановился, и взглянул на маму, она неотрывно смотрела на меня, прижав руку ко рту, а глазах у нее плескался ужас.

      – Что же это… как же так? когда все это? что же делать? – она шепотом произносила бессвязные фразы.

      – Мам, – я сел рядом и, обняв, стал объяснять, – это началось, когда я упал с дерева. С тех пор мне кажется, что живу уже вторую жизнь и очень много знаю. Правда, очень много. Я сегодня отдал директору школы заявление с просьбой сдать все экзамены за девять классов и зачислить меня сразу в десятый.

      Мама смотрела на меня и, по-прежнему, отказывалась понимать происходящее.

      – Сынок, как ты себя чувствуешь?

      – Никогда раньше не чувствовал себя так хорошо.

      У мамы в глазах что-то изменилось.

      – Шестью восемь?

      – Сорок восемь.

      – Семью девять?

      – Шестьдесят три.

      – В честь кого Америка названа Америкой?

      – Америго Веспуччи.

      – Самое большое в мире озеро?

      – Каспийское море.

      – Сынок, и что со всем этим делать? – спросила мама и, спустив воздух сквозь зубы, снова поникла, как старушка.

      Я еще раз ее обнял и поцеловал.

      – Будем просто жить, а ты будешь мною гордиться. Вот только маленьким ребенком мне, похоже, уже не удастся стать.

      Мы сидели обнявшись, наверное, час, может, больше и молчали.

      – Давай, сынок, попьем чаю, – вяло сказала мама и, встав как-то на автомате, пошла на кухню.

      Я тоже