Иван – царский сын. Ксения Ветер

все равно не очень похоже.

      – Чем же я могу вам помочь?

         Вместо Гвидона отвечает Морана – она изгибается, наклоняясь, и её золотая прядь касается его руки, щекоча. Всё, что она говорит, превращается в музыку, если она захочет.

      – Кощей должен быть где-то рядом с тобой. Или с сокровищами. Ты сможешь увидеть его рано или поздно. Опознать. Есть магия в его крови, и ты его родной сын. Баюн видит такие вещи.

         Ваня отстраняется, осторожно убирая прядь её волос, и садится ровнее. Гвидон спрашивает снова прямо и по существу, жестом останавливая потянувшуюся к ним Морану.

      – Подумай, может, ты видел кого-то рядом? Кого-то, кого можешь заподозрить? Может, слышал о нём?

         Морана наклоняется всё равно, жадно вслушиваясь, как будто мечтает лично вцепиться этому Кощею в горло – и она уже подставила Ваню разок. У него нет причин верить ни одному из них, кроме вооруженных людей снаружи, и эта – весомейшая из причин – заставляет Ваню молчать, а не спорить.

      – Вижу, ты сомневаешься, – понимает Гвидон.

         Не то чтобы он сомневался – какие уж тут сомнения, когда ничто не мешает им закопать его под палаткой, но. Он просто не может представить, чтобы это кончилось для него хоть чем-то хорошим.

      – Хочешь узнать, что стало с твоей матерью? – вдруг спрашивает Гвидон.

         Ваня вздрагивает, едва не подпрыгнув на стуле. Это последнее, что он ожидал услышать.

         Он знает, что стало с его матерью и так.

      – Нашли дурака, – Ваня хмурится, пытаясь не верить. – Пьяный водитель, авария, что тут узнавать.

         Гвидон не удивляется его реакции, не теряется и пытается убедить. Он просто говорит:

      – Баюн так не считает.

         Ваня второй раз слышит об этом Баюне, не понимая, чем тот так авторитетен, но мысли его путаются, опережая друг друга, и он никак не может выстроить происходящее в четкую, понятную картину. Сердце скачет где-то у горла, ладони потеют, Ваня сглатывает и перестает пытаться. Один вопрос сейчас самый главный.

      – Вы знаете?

      – Пока нет. Но могу узнать.

         Гвидон тонко, еле заметно улыбается, и Ваня спрашивает, пытаясь не признать поражение:

      – Баюн?

      – Кот, – поясняет Морана с усмешкой.

         Ваня сразу понимает, о ком она, и вскакивает, едва не уронив чашки.

      – Я не обязан верить спятившему старику!

      – Не обязан, – соглашается Гвидон.

         Ему нет нужды спорить; сказав о матери, он уже победил.

         Ваня зло сопит, пытаясь взять себя в руки, и тайна, как наживка, удерживает его крепче военных за стенами трейлера, крепче раскинувшейся вокруг степи, крепче денег и страха – больше всего, что мог предложить ему Салтан. Он плохо помнит маму, но помнит, и сердце его сжимается. Ваня садится обратно.

      – Дневной сторож в НИИ, где я работал, – произносит он сипло. – Василий Петрович. Он… Странный. Я бы подумал на него.

      – Стережет свои сокровища, – смеётся Морана, прикрывая глаза. – Чахнет.

      – Проверим