Полудевы. Марсель Прево

остается, – продолжала Этьеннет тем же покорным тоном, – сделаться его любовницей, так как из всех, кто за мной ухаживал, я все-таки более других люблю его, потому что он добрый… Немного эгоист, это правда, но ведь мужчины все такие. А этот страдает за тех, кого любит, а это уже много значит. Только… может быть, покажется глупым то, что я хочу сказать… я не могу решиться сделать этот шаг. Темперамент ли у меня от природы такой, или эта порядочность привилась ко мне вследствие отвращения, которое я получила ко всему виденному в жизни, – не знаю… Я не осуждаю никого и совсем не уверена, чем закончу сама, ведь так трудно остаться честной в той обстановке, где я жила. Но все-таки я хочу попробовать жить независимо, иметь комнату для себя одной… свою кровать, свои средства.

      Она остановилась на минуту, смотря вопросительно на Мод, как бы ожидая ее одобрения.

      – Продолжай, – сказала та, – ты говоришь очень любопытные вещи.

      – Так вот, – продолжала Этьеннет, – ты знаешь, я после монастыря была в консерватории, получила вторую награду за пение и первую за фортепиано. Уроки на фортепиано иметь трудно и не выгодно, так я выучилась еще играть и на гитаре; это у меня идет довольно хорошо, наверно не хуже, чем у любого гитариста в Париже. Голос у меня небольшой, но верный и приятный для слуха. Я составила себе репертуар из песен тридцатых годов, теперь это в моде и вероятно публике понравится.

      – Конечно, понравится! – воскликнула Мод, восхитившись артистической стороной дела… – Такая хорошенькая… с такими красивыми волосами… У тебя должен быть чудный голос. Надо одеть тебя по картине Тони Иоганно, шиньон по-английски, сахарной головой, широкие рукава, кринолин, будешь петь песни Пюже, аккомпанируя себе на гитаре… Все будут у твоих ног!

      Этьеннет громко рассмеялась:

      – О! Это совсем не так легко. Нужны связи, надо, чтобы светские люди пустили тебя в ход… Правда, Тессье, то есть Поль уж позаботился об этом, он придумал устроить сельский праздник в Шамбле, их прелестном поместье, на Северной дороге. Но, знаешь, одни холостяки, это так неудобно, все это будет иметь вид простого кутежа…

      – Боже мой, – воскликнула мадемуазель де Рувр со смехом, – что за страсть к порядочности!

      – Надо, милая моя, в этих случаях все или ничего, так, по крайней мере, мне кажется. С детства я видела дома одних мужчин, а если женщин, то таких, которые не были бы для меня хорошей рекомендацией. Вот я и вспомнила о тебе… Ты богата… имеешь хорошие связи…

      Мод поспешила перебить ее:

      – Во-первых, я совсем не богата… Что же касается наших связей, действительно, у нас много знакомых, но все-таки это не то, чего бы я желала. Когда мы возвратились во Францию в восемьдесят четвертом году, у нас еще было состояние. Отец, принадлежавший к старинному дворянскому роду, мог бы ввести нас в высшее общество, но он предпочел растратить деньги в игорных домах и на дурных женщин. И мы до сих пор несем наказание, даже после развода и смерти его… У нас множество знакомых из разных кружков молодежи, катающейся ежедневно в Булонском парке, иностранных дам, знакомых по дачам и водам. Когда я выйду замуж, увидишь, все это переменится,