Фейерверк. Михаил Павлович Тяжев

родственник из Москвы.

      – Почему из Москвы?

      – Все знают, что у меня есть родственник в Москве.

      – Я приду, – говорил на ходу Валерка и думал, что надо купить рубашку и брюки.

      – Если бы ты тогда догнал меня, – протянула загадочно Инга.

      – Так я искал! Документы у дерева забыл, – вскинул голову Валерка.

      Он и не оправдывался перед ней, и в то же время выдал себя, что помнил тот день, помнил отчетливо и детально.

      – Какие документы? – не поняла она.

      – Обыкновенные.

      Инга остановилась, не совсем понимая, о чем говорит Валерка, жива была только обида, что ее тогда бросили. А тут, оказывается, такие подробности, какие-то документы.

      Валерка смотрел на ее приоткрытую грудь.

      – Может, я тебя довезу?

      – Не надо, – произнесла Инга, и голос ее изменился, с веселого, наигранного, на грустный. Но тут же она снова заулыбалась и, толкнув его легонько в грудь, сказала:

      – Увезешь меня в Москву?

      – Так я не в Москве живу, – ответил Валерка.

      – Видишь, как все не совпадает, – сказала она и свернула к проходной комбината, из которого когда-то вытекала зараженная вода и травила реку. Валерка остался позади.

      – Я приду, – крикнул Валерка. – Обязательно приду!

      – Не надо никуда приходить! Я пошутила, – ответила она и сделала ручкой «чао».

      Валерка вернулся к автовозу, у машины стоял наискосок, преграждая путь, полицейский патруль.

      Валерка уладил с ними дела: сунул деньги одному, второму, отогнал грузовик на стоянку, побрился в туалете, разделся по пояс, вытер тело сухим полотенцем и отправился в магазин покупать рубашку и брюки.

      Боясь измять брюки, он целый день ходил по парку, смотрел со стороны реки на сверкающие на солнце окна комбината, смотрел на трубы, которые опоясывала надпись «СЛАВА КПСС». Курил, ел мороженое, глядел, как рыбаки тянут рыбу из воды, как рыба бьется на берегу, стараясь изо всех сил пробить своим телом землю и очутиться вновь в воде. Он впервые понял здесь бессилие выловленной рыбы, он подумал, что никогда не задумывался о том, как рыба мучается и кричит, ведь есть же у нее мозг и чувства, и только человек не слышит всего этого. Он смотрел, как бьется розовая плотва, как изгибается телом, а потом лежит и учащенно дышит, раскрывая жабры, и умирает, прижатая сапогом рыбака.

      День тянулся долго, несколько раз Валерка подумывал – не бросить ли ему эту затею. Что-то трезвое будило его – вернись домой, но он находил возражения своему внутреннему голосу: ведь куплены рубашка и брюки. Однако самым главным было то, что он отключил звук у мобильного телефона и не отвечал на пропущенные звонки жены и диспетчера. Он понимал: надвигается катастрофа.

      Но здесь было солнце, было все, как тогда, в начале лета, было хорошо, и впереди была вся жизнь.

      Наступил вечер. Валерка купил цветов: двадцать одну штуку, ровно столько, сколько они не виделись; обошел дом, в палисаднике, над которым висел дощатый навес, за длинным столом, покрытым клеенкой, сидели люди; дети в старой