Тяжелый понедельник. Санджай Гупта

в школе, затем лучшим студентом в университете, а потом одним из лучших в стране нейрохирургов. Но Тай не забыл, как в обоих случаях отнеслись врачи к его родителям. Они уклонились от встречи с матерью. Тай не забыл, что именно равнодушие врачей сделало горе матери еще более невыносимым. Не было поэтому ничего удивительного в том, что он – хотя мог быть порой нетерпимым и высокомерным в отношениях с коллегами – неизменно проявлял смирение и сочувствие в беседах с больными и их родственниками.

      Стоя перед Эллисон Макдэниел и готовясь сообщить ей самую страшную новость, какую только можно сообщить матери, Тай вспомнил те калифорнийские больницы: вспомнил больничного чиновника, буднично сказавшего о смерти брата, сестру, долгие годы находившуюся в отделении для тяжелых хронических больных, вспомнил и свою клятву спасать больных в самых безнадежных случаях. Тай почувствовал, как нестерпимо горячая слеза покатилась по его щеке.

      – Все очень плохо? – тихо спросила Эллисон.

      Тай откашлялся, прежде чем смог заговорить.

      – Да, мэм, – так же тихо ответил он. – Мы потеряли вашего сына.

      Эллисон зарыдала, и Тай взял ее за руки.

      – Я знаю, что вы сделали все, что могли, – сказала она. Таю перехватило горло, и он не смог ничего ответить. Эллисон Макдэниел подошла к нему и обняла. Это объятие немного успокоило и одновременно поразило до глубины души. Лучшего хирурга больницы Челси успокаивает мать больного, которого он только что убил, – Тай понимал это так, сознавая меру своей вины. Эллисон медленно собрала свои вещи и пошла к выходу. В дверях она обернулась, смахнула слезу, посмотрела на Тая и сказала:

      – Я понимаю, как вам было тяжело.

      Рядом, за стеной, глотая слезы, стояла медсестра Моника Тран, звонившая из пустого коридора своему другу.

      – Я решила оставить ребенка. – Она не могла больше говорить и нажала кнопку отбоя.

      Глава 5

      Митчелл С. Томпкинс по прозвищу Хапуга[4] заглянул в разлинованный желтый блокнот и провел пальцами по массивному, инкрустированному бриллиантами золотому браслету на правом запястье. Потом он одернул безупречный итальянский пиджак и фальшиво улыбнулся Тине Риджуэй, обнажив нестерпимо белые зубы. Тина сидела напротив, неестественно выпрямив спину и положив ногу на ногу. Руки она непринужденно сложила на коленях, стараясь не показать, насколько неприятна ей эта ситуация. На ней был хирургический костюм, кроссовки и свежий, хрустящий от крахмала белый халат.

      – Итак, доктор Риджуэй, до операции вы говорили Мэри Кэш, что собираетесь лишить ее обоняния?

      Тина, не отводя взгляд, слегка поморщилась и глубоко вздохнула.

      – Конечно, нет. Мы не собирались этого делать.

      – Тем не менее вы это сделали, не так ли? – настаивал Томпкинс.

      Тина помолчала, тщательно подбирая слова.

      – Не бывает операций без риска.

      Разговаривая

4

Как это принято в США, прозвище часто дается усечением имени. Прозвище этого персонажа «Митч», от англ. Mitch – «хапуга».