Тяжелый понедельник. Санджай Гупта

пересечь выложенный мрамором вестибюль и рвануть через вращающиеся двери выхода прочь от двенадцатиэтажного здания больницы, оторваться от него, как отрывается от Земли ракета, преодолевшая силу земного тяготения. Прочь отсюда, от кладовых, от курящих больных онкологического легочного отделения с их капельницами и кислородными приборами, от комнат ожидания с застывшими в тревоге родственниками и случайными сочувствующими. Он пробежит мимо дремлющего за столом охранника Стэна, мимо женщин с тележками, развозящих по больнице все на свете – от пончиков до китайской лапши. Вперед, вперед, в гараж. Там он заведет «астон» и, не оглядываясь, поедет по федеральной трассе на юг. Наверняка в Мексике, Коста-Рике или Чили найдется больница, где оценят его квалификацию и не обратят внимания на плохой испанский. Тай почти явственно увидел себя работающим в другом месте. Не важно в каком. Но это смутное видение так и не стало отчетливым. Он никогда не будет играть в игры неудачников.

      Пальцы непроизвольно сжались в кулак, мышцы набухли от прилива крови. Вильсон принялся нетерпеливо постукивать ногой об пол. Как бы ни хотелось убежать, такой возможности у него не было. Он сам выбрал Челси, потому что здесь регулярно, по утрам в понедельник, разбирали неудачные полеты. Тай окинул взглядом комнату 311. Она была заполнена врачами хирургических отделений, коллегами, собратьями по цеху. В амфитеатре было не меньше шестидесяти человек. На разборы ходили все, кто имел на это право. Многие отхлебывали кофе из больших картонных стаканов, но все смотрели на него не отрываясь. Наверное, коллеги не верили своим глазам: Тай Вильсон стоял там, где не хотел бы оказаться ни один врач больницы, и ждал своей очереди объяснить допущенную ошибку. Это место перед рядами стульев было предназначено только для тех, кто по трагическому недосмотру совершил непоправимую ошибку.

      В первом ряду сидели Тина, Сидни и Пак. Лицо Тины было хмурым, она изо всех сил пыталась ободряюще улыбнуться Таю, но улыбка выходила кривой и неестественной. Конечно, был здесь – в середине первого ряда – и главный хирург больницы, Босс, доктор Хардинг Л. Хутен. Выглядел он строго и официально – в узких бифокальных очках и при галстуке-бабочке. Хутен, видимо, специально назначил такое неудобное время для разборов – в шесть утра – только для того, чтобы показать, кто здесь босс. Самому Хутену сегодня пришлось встать еще раньше, чтобы приготовиться к назначенной на сегодня операции по разделению сиамских близнецов.

      Убранство комнаты 311 едва ли заслуживает отдельного описания. В отличие от нейрохирургического отделения здесь не было никакой роскоши. Ковер был во многих местах вытерт едва ли не до дыр, многие стулья жалобно скрипели под тяжестью сидевших на них хирургов. Но именно этот небольшой зал, о существовании которого не догадывались многие работавшие в больнице врачи, притягивал к Челси первоклассных хирургов. Вероятно, это было то же чувство, которое притягивает ортопедов с красными дипломами к больницам Рочестера, Миннесоты или к клинике