Царь Петр I и царевич Алексей. Сергей Александрович Вербицкий

Развлек! А вы, чего молчите? Давай кричи: Виват! Виват! Виват! Алеша!

      В с е х о р о м. (Сначало тихо и раздаються отдельные голоса, потом все громче и громче.) Виват! Виват! Виват! Да здравствует царевич Алексей!

      П е т р. Вот так, вот так. Громче, ну же.

      В с е х о р о м. Виват! Виват! Виват! Да здравствует царевич Алексей!

      П е т р. Однако забавные вы подпевалы. Алешка, да подожди. Что думаешь?

      А л е к с е й. Все тоже.

      П е т р. Пошел вон дурак. Не понимает он, что в нашем царстве, царь должен непреклонным столбом стоять, известно, многие на пробу брали, сколько раз склонить пытались, сейчас вот ты берешь, а он стоит, стоит и государство. (Встает и кричит Алексею) И если хочешь Россию к славе ты сподвигнуть, то замарайся вначале сам в грязи, в грехе увязни, а уж потом о празднике души ты ратуй!

      Е к а т е р и н а. Петруша, Петруша, миленький дружочек. Очнись! Что ты распалился? Ответствуешь как будто на суде. Вам ли государь отчет давать пред сыном. К тому же пьян он, не помнит и себя.

      П е т р. (словно придя в себя) Катеринушка милая моя, одна меня ты понимаешь. Видишь не внемлет сын моей науки. Вот, хотел ему я втолковать, что управленье государством не макушку почесать.

      Е к а т е р и н а. Оставь тревоги и заботы хоть сегодня! Забудь об этом, время будет все решим, а сейчас давай-ка в пляс с тобой пойдем и развеем духоту. От скуки все твои разочарования, надумал половину и маешься теперь. Вставай, освободись, от бремени сего и вот увидишь, после танца взглянешь ты на все уж новым глазом.

      (Екатерина берет Петра за руку и они выходят танцевать, а затем все кто сидит за столом Петра присоединяются к ним.)

      П е т р. Ну матка, в чем, чем, а в танце ты горазда!!! Замотала, пойду присяду на скамью.

      Е к а т е р и н а. Мы только начали, а ты уже бежишь. Останься, потопаем еще.

      П е т р. Ты без меня продолжи. Я тут в сторонке посижу.

      (Катерина продолжает, танцевать, а Петр увидел ее фрейлину Гамильтон, которая в очередной раз носила со стола выпивку и еду денщику Орлову, стоящего в самой глубине сцены. Его почти не видно.)

      П е т р. (В сторону) Вот это баба! Грудь торчком, а жопа кулачком. (Обращаясь к Гамильтон) Ах ты воровка! Яства с царского стола таскаешь псу. По принуждению или из милосердия кормишь сатану?

      Г а м и л ь т о н. Я ваше царство не обокрала, объедки лишь брала и не допитое господ вино сливала. Все одно потом пропаже быть, так лучше накормить тех, кто страдает.

      П е т р. Из милосердия знать. Хорошо, забудем проступок твой, но потом, смотри больше не воруй. Поймаю тебе уже не отвертеться, помнишь, что в законе сказано. Красть – есть смертный грех.

      Е к а т е р и н а (Садясь рядом с Петром) Ох накружилась, с ног валюсь. Устала. С кем это ты Петруша говоришь?

      П е т р. Не знаю как зовут еще, хочу, услышать от тебя, как именуют это милую особу?

      Е к а т е р и н а. Мария Гамонтова, камер-фрейлина моя, недавно введена ко мне была. Что, хороша?

      П е т р. Очарованья не лишена, прекрасно сложена она, еще в далече приметить красоту ее не сложно.

      Е к а т е р