1991. Дивный сон. Рукопись, найденная в тюремной камере. Сергей В. Бойко

я сама готовила. Дак это когда было-то, Волик! А что – врач? Отморгался глаз – все! А этот… Шмага… грозится…

      – Что-о? Я ему погрожусь! Глаз, говоришь? Дай ему пару штук, чтоб не ныл. А не то я сам пойду… Он у меня и ослепнет и оглохнет!

      – Не надо. Что он тебе? Нельзя людей обижать, Волик. Дай пятьдесят.

      – Это не человек – Шмага!

      – Все мы люди, Волик.

      – А, старая песня! Иди, Василиса, без тебя тошно.

      – Все еще убиваешься? Поделом. Маргарита того стоит.

      – Замолчи, старуха. Я ее не неволил. Сама пришла.

      – Дурак! Кого обмануть решил? Сама! Дак и потом – сама! И муж ее – сам!

      – Молчи! Ведьма… Иди! Умоляю… Ну?!

      Вольдемар выхватывает из ножен саблю и замахивается. Старуха отстраняется и замечает строго:

      – На кого руку подымашь!

      Вольдемар опускает саблю.

      – Прости, Василиса. Уходи.

      – Ладно. Только за Шмагой целая банда. Дай ему полста. Не обижай. Мне за тебя спокойней будет.

      – Спокойней не будет. А с бандой пора кончать.

      – Не теперь. Ублажи сначала. Он ведь – дрянь-человек.

      – То-то же. Ладно. Дай, сколько хочешь, только убирайся!

      – Иду уже! Ишь, разошелся, говорун…

      Когда старуха Василиса уходит, Вольдемар принимается крушить саблей все, что попадается под руку. Отшвыривает саблю. Пытается распахнуть окно. Рвет ручку. В конце концов окно распахивается, и за ним оказывается обыкновенный городской пейзаж с высоты пятого этажа: большая улица большого города, вдоль дороги сидят черные сугробы, идут и стоят на перекрестке люди, грязные автомобили льют грязь на ретивых и осторожных и друг на друга. Падает мокрый снег с дождем. Начало весны.

      2. УВЕРТЮРА К ЖИЗНИ

      Ночь июньская тлела сигаретами, – а они бежали с выпускного бала, будто хотели догнать или скрыться, но никакой погони за ними не было, и никто от них не убегал. Это летящий впереди всех долговязый Вольдемар (по кличке «Моцарт») завораживал и заражал друзей лихорадочной целеустремленностью, тянул за собой, как игрушечных на веревке, и они привычно тянулись – атлет Сергей (школьная кличка «Байкал») и щуплый Давид Рот по прозвищу «Jesus Christ Super Star».

      На этот раз Волька не понимал, куда они несутся, ради чего кинули веселую компанию и каким образом можно будет оправдаться – хотя бы перед Веркой Денежкой, Олька Ништячка обошлась бы и так.

      Эх, прощай школа!

      Отец и сын, и дух,

      и беспокойный бес,

      Я сам себя тащу

      Из петли в небеса.

      Я все-таки взлечу,

      Преодолев свой вес,

      И снимутся вороны,

      не доклевав глаза!

      Беспокойный бес наяривал, видимо, вовсю: ноги несли сами.

      Так они вылетели к железнодорожному полотну, пробежали вдоль него до шоссейного моста через реку и железную дорогу (шоссе соединяло город с загородным парком), спустились к реке, торопливо разделись и с криком и хохотом бросились в воду. И тут же остыли и замолчали, –