Годин. Александр Ермак

дошаркал до кровати Година. Алексей весь сжался в комочек под тоненьким одеялом. «Платить чем-то надо!». Об этом даже не хотелось и думать. Но думай – не думай, а его ждут. Несколько ухмыляющихся упитанных ублюдков…

      Пища для ума

      «Гонец», однако, прошаркал дальше. Остановился через две кровати. Алексей услышал знакомое:

      – Просыпайся, «дух»!

      И также знакомое, с южным акцентом:

      – Э-э! Зачем просыпайся?!

      – Тебя «дедушки» знакомиться зовут!

      Это подняли Казаряна. Минут через сорок он, пошатываясь, вернулся и рухнул на кровать. Годин по-прежнему не спал. Ждал, что сейчас вспомнят и про него.

      Однако ждал напрасно. Ни за ним, ни за кем-либо из других «духов» больше так и не пришли.

      В следующую ночь все повторилось. Шаги снова прошаркали мимо. После отбоя подняли еще одного «молодого» – Зозулю. Алексея не вызывали, и он понял: садисты никуда не торопятся, с наслаждением обрабатывают каждую ночь по одному молодому солдату. Значит, до него снова очередь дойдет на десятую ночь. Если ничего особенного не случится. Если не объявят внезапные учения. Если в Восточной Сибири не случится мощное землетрясение или не грянет цунами.

      Но ничего особенного не случалось. Каждый день полуголодный Годин строился, шел на строевые, политические занятия, а также и по боевой подготовке. Вместе с другими «духами» выходил на грязные работы: убирал территорию части, мыл казарму, чистил и смазывал разные части своего, а то и чужого танка. Набивал шишки, зарабатывал подзатыльники и ссадины. По-прежнему хотелось есть и спать, но он все так же не мог сразу заснуть после отбоя. Дожидался, когда уведут «на знакомство» очередного «духа»: осталось шесть ночей, пять…

      Думал о том, что делать. Пытался как-то заговорить с товарищами по несчастью, чтобы объединиться, вместе дать отпор садистам, но никто его не поддержал, каждый, по-видимому, решил выживать поодиночке. Может, кто-то что-то и придумал, но Алексею ничего хорошего в голову не приходило.

      Через пару дней ему повезло. Прапорщик спросил «дедов»:

      – Надо мне одного сообразительного для разборки старой архивной комнаты. Там все бумаги сгнили и с крысиным говном смешались. Начальство наконец разрешило помещение очистить.

      «Деды» сделали задумчивые морды и, как бы поразмыслив, ткнули пальцами в Година:

      – У нас как раз есть интеллигент. В институте учился, – заржали. – В самый раз бумажкой по дерьму шуршать.

      Прапорщик завел Алексея в синее помещение за штабом, забитое доверху ворохами желтой бумагой так, что не видно конца-края:

      – Тут старые газеты и всякие сводки, документы, в общем. Отсюда все на вон ту площадку перетаскаешь и сожжешь. Вот лопата, тачка. Потом все здесь подметешь и вымоешь так, чтоб, как яйца у кота, блестело. Я здесь себе подсобное помещение устрою. Притащишь потом стол, ну, и кровать для важных дел. Покажу откуда… И быстро, быстро шуруй!

      Годин взялся за ворохи бумаги. То тут, то там мелькал выцветший штамп «Для служебного