Ниже полета ворона. Ян М. Ворожцов

а запыленный ветер носился над поляной, где лежали трупы застреленных людей – пыль застелила кровоточащие тела, улицу и дома. Кареглазый разверст массивные веки, и зыбкие зрачки его, подобно первым людям, покинувшим темные пещеры его глаз, были наги и беззащитны перед светом, который не был солнечным. С пустой короткоствольной винтовкой в чужих трясущихся руках он возвышался над телом женщины, которую не помнил, как застрелил. Горбоносый стоял у дома и ногтем выковыривал дробинки из расколовшейся доски. Джон Авраам стоял, оглядываясь как во сне, будто воскресший из мертвых. Длиннолицый равнодушно перешагивал через тела застреленных темнокожих и лошадей, застывших в различных позах. Проверяя, достаточно ли они мертвы. Из убогого глинобитного жилища у дороги выбежал полуголый мужчина с ружьем, прокричав иноязычную тарабарщину и целясь в кареглазого, стоящего над трупом женщины. Кареглазый поднял руки, но мужчина тут же сам получил пулю в шею от длиннолицего. Кареглазый дрогнул и застыл.

      Ты ему свинца влепил по самое не хочу, сказал длиннолицый, похоже, самому себе. Он сплюнул и переступил через хрипящую лошадь.

      Бедная тварь египтяне люди а не бог и кони их плоть а не дух.

      Он выстрелил в лошадь, и в воздух выплеснулся фонтан черной крови.

      Шурша на ветру и преобразуясь в новый узор, по земле катились, блестя в свете ущербной луны, сухие листья среди почерневших неподвижных тел, чья кровь, словно корни, уходила глубоко в обезвоженную землю. Кареглазый посмотрел под ноги, убитая женщина невидяще смотрела на него.

      Негостеприимный тут народец, сплюнул длиннолицый.

      Следующие полчаса они тыкали и выворачивали землю единственной лопатой, передавая ее из рук в руки, как бутылку, которую распивали. Женщину они погребли и поставили ей самодельный крест из куска веревки и двух палок.

      Длиннолицый любовался тем, как опадает помертвевшая листва с иссохших деревьев.

      Горбоносый глянул на кареглазого отстраненно, шагнул, сплюнул и, сняв шляпу, пробормотал, что они в этом мире ничто. Только гости, скитальцы, изгнанные проповедники собственного мировоззрения, которое отвергнуто и стало апокрифическим, мы никому не нужны, наши имена под запретом к произношению, жизнь наша напрасна и дела тщетны. Все плюют на нас, мы движемся к забвению, нам суждено сделать то, что мы сделаем и пережить то, что должны пережить, но мы хозяева своему взгляду на мир, мы как тени, отброшенные тенями, господи, сопроводи нас, чтобы мы никогда не встретились, ни в этой жизни, ни в следующей.

      Аминь. Теперь давайте уходить отсюда.

      II

      Длиннолицый, когда они уходили, увел из деревни одного крупного неоседланного жеребца – этот был воистину громаден, с кудлатой мордастой головой, напоминающей античные скульптуры коней, с длинными мощными ногами, неистовыми характером, он рвался из стойла и чувствовал