Цвингер. Елена Костюкович

Ха! Да тут с нашей деревни, с Динаровой, которая возле Черновцов, наверно, все женщины в Милане! В деревне одни мужики с детьми пооставались. И меня пилил Динар день и ночь – езжай в Италию, найдешь работу, будешь мне деньги отсылать…

      …Вика, покачиваясь на сиденье, скользил глазами по мелким фабрикам с гладко уложенными подле кованых оград поддонами и бочонками, по ровным тисам с елями, по рядам аккуратно высаженного бука. Ладненькие фабрички! Австрийский след. Ломбардия хранит отпечаток благоустройства, проведенного Марией-Терезией. То же описано у Стендаля. В его миланских блокнотах прямо в текст врисованы чертежи канализации. Ordnung muss sein. Это Виктор думал в рифму к слушаемой повести. Дело в том, что краски, которыми расписывала Люба дорогу на работу в Италию, напоминали военные угоны в неметчину, из архивных свидетельств: «Утром проснулись, а деревня оцеплена немецкими карателями с собаками… Население согнали на площадь, молодежь в одну сторону, стариков с детьми в другую, молодых гонят на железнодорожную станцию – в товарные вагоны – в Германию. В дороге кормили плохо, 200 гр хлеба и ½ литра супа в день. Привезли в Восточную Пруссию, привели на биржу – там меня купил бауэр за 18 марок».

      Послушать Любу – были такие же условия транспортировки. Куда там – хуже! Жутче! Ввозят этих женщин из экс-советских республик в европейские страны какими угодно способами. Подпольно. В двойных багажниках «дукато». В чемоданах с проверченными дырками. Отбирают деньги и украшения и отправляют продавать себя – но только, рассказывает Люба, «меня никто не купил, пришлось мне самой покупать себе работу».

      – Нас было три женщины постарше, кому за тридцать. И две молодые по восемнадцать лет под дровами. Такая шла фура дров, в середине выдолблено, дышали в щелку. И нам пришлось просидеть на корточках в темноте восемь суток с половиной. Мы заплатили по тысяче триста долларов каждая за эту перевозку двум мужчинам. Когда стоянки были, то некоторых женщин вмертвую вынимали, вытаскивали, те в отключке, мужчины раскачивали и прямо кидали на мягкие кочки в лесу, качали за руки и ноги. Я как увидела, испугалась! А оказалось, что нам еще везло. Я знала одних других двух женщин, они уже вернулись, второй раз ехали, так рассказывали – ну вы сидели в дровах, вам разве плохо? А нас, говорят, переправляли через границу в моторе…

      – В моторе невозможно…

      – А в ямке, рядом с мотором грузовика огромного, деревянную стеночку вставили, расширили немного под капотом пространство, так у одной такие ожоги на ногах образовались, ожоги такие, что шрамы на всю жизнь, а не кричала она потому, что сомлела сразу.

      У Любы, комфортно путешествовавшей в дыре в дровах, были таблетки от кашля в сумке, их всем давала. Некоторых от недостатка воздуха от кашля рвало, а так все лежали тихо, чтоб не заслышали таможенники. Лежала Люба и слышала, то у одной, то у другой икота, сердечный приступ – сами синие, подбородок заострен, кожа голубая.

      – Ну, еще приходилось защищать от шоферюг этих двух молоденьких.