Молитва из сточной канавы. Гарет Ханрахан

испуганной. Она проблем не создает, те ее сами находят.

      – Я устроил тебе жилье в университете, – сказал Онгент. – И место ассистента по научной работе.

      Настолько неприкрытой нелепицы хватило, чтобы она поплелась за Онгентом на улицу. Вечерело, и он достал из сумки алхимический фонарик и потряс. Выплеснулся пузырь зеленоватого света, от которого по мостовой разбежались зловещие полутени. Старик вывел ее к лестнице-переходу – длинным ступеням из Мойки в сторону Фаэтоновой улицы. Темные проходы и проулки ответвлялись от лестницы, ныряя в лабиринты лачуг и многоквартирных домов, и она внутренне подбиралась перед каждой развилкой. Онгент кряхтел, пыхтел и не сворачивал, как если б запозднился с прогулкой и заботился об одном – добраться до выхода из этого района и не оказаться обобранным в канаве.

      А она подыскивала подходящую канаву и прикидывала, как половчей его обобрать.

      – Рану у тебя на руке мы осмотрим завтра, – сказал Онгент. Она пошевелила плечом – больно.

      – Пройдет, – сказала вслух. – Надо только промыть и перебинтовать. Порез неглубокий.

      – Так и должно быть. Они любят поиграть с жертвами.

      Любопытно, откуда академик знает о повадках сальников? Хотя, может, нынче в Гвердоне об этом известно всем. Один такой стоял возле входа в подземку на Фаэтоновой улице. Этого сальника сделали из молоденькой девчушки, младше Кари, но ее пришлось вытянуть до предела, чтобы заполнить шестифутовую форму, в которой отливают этих страшилищ. Сквозь хищные зубы сиял огонек фитиля, пока она изучающе присматривалась к походке Онгента. Кари обошла создание, держась подальше – они вскипают насилием, если чуют подвох.

      – А что с ранками на лице?

      Она почти забыла о плеяде крошечных ожогов там, куда брызгал расплавленный металл с горящей башни. Она потерла их пальцами.

      – Ничего.

      Профессор поцокал языком, будто разочаровался. На полпути вниз по ступеням он приостановился. Внизу слышался грохот поезда и свист пара. Стены лестничного перехода покрывали плакаты и афиши, обильно налепленные друг на друга. Реклама чудодейственных лекарств и предсказателей будущего, вербовочные плакаты наемничих рот, напоминания о гражданских предписаниях и распоряжениях стражи. Он взялся срывать их, прогрызая бумажную коросту до самой каменной стены.

      – Умеешь читать? – спросил он.

      – Да. – Единственное наследство от тети Сильвы. Ее дом был полон книг. Двоюродная сестра Эладора не вылезала из книг. Всего на пару лет старше Кари, но вечно производила впечатление родившейся уже пожилой и до утомления правильной. Временами они сближались, объединялись против Сильвы или соседа, арендовавшего землю, когда отец Эладоры заболел. Чаще же ссорились.

      Онгент сковырнул последний пергаментный струп, и открылась оголенная стена лестничного колодца, сложенная из зеленоватого камня, похоже, влажного. Изрезана знаками.

      – Можешь их прочитать?

      Она вперилась в символы, затем покачала головой.

      – Нет.

      – Немногие