Покровские ворота. Леонид Зорин

Друг мой Лоллия, установлено, что лесть тем действенней, чем она грубей. В лести не должно быть недомолвок, – все должно быть ясно, определенно и не допускать толкований. Когда Гораций льстил Цезарю, он отбрасывал всю свою тонкость.

      Лоллия. Но ведь то был простой солдатский век, не отягченный современными сложностями. И кто читает теперь Горация? Дети и ученые. И Гораций и Виргилий – это почтенное прошлое Рима. Его можно уважать, но оно никого не волнует.

      Клодий (вновь целует ей руку). Либо я опоздал родиться, либо крайне глупо устроен.

      Лоллия. Неужели вас трогает традиционный стих с его вялыми ритмами? Да, мой друг, вы становитесь старомодны.

      Клодий. Я старею.

      Лоллия. Хуже – устареваете.

      Клодий. Лоллия, мне сорок два года.

      Лоллия. Клодий, римлянке важен не возраст мужчины, а его время. Ей нужно знать, прошло оно или нет.

      Клодий. Мое время либо прошло, либо не настало.

      Лоллия. Это громадная разница, друг мой, ее необходимо установить. В сущности, она и определяет, чего вы стоите.

      Клодий. Что делать, вы женщина практического ума, и в этом ваше очарование. Сюда идет Публий Сервилий, человек, лишь вчера увенчанный лаврами. Уж с ним-то по крайней мере все ясно.

      Лоллия. Вы отрицаете его дарование?

      Клодий (пожав плечами). Дион с его эпиграммами занимает меня больше.

      Лоллия. Клодий, оригинальничанье так же старомодно, как любовь к Горацию. Чем вас может занимать Дион – побойтесь Бога… Неудачник, изливающий свою желчь, ничего больше. Завтра или послезавтра его вышлют из Рима, и этим все кончится.

      Появляется Публий Сервилий, высокий круглолицый римлянин, веселый и обаятельный.

      Вот и наш триумфатор, обожествленный настолько, что ему нет смысла замечать смертных.

      Сервилий. Лоллия, вы славитесь умом, как могли вы это подумать? Именно теперь я буду замечать всех и каждого. Недоступность нужна, пока ты не признан. После признания к ней прибегает только болван. Привет вам, Клодий.

      Клодий. Привет и поздравления, Сервилий. Вы рассуждаете очень здраво.

      Сервилий. Я нуждаюсь в людях и не намерен их отпугивать. С успехом их могут примирить только несчастье или демократизм. Обзавестись какой-нибудь большой бедой, сами понимаете, себе дороже, зато демократизма во мне хоть отбавляй.

      Лоллия. Вот, Клодий, что такое человек современный.

      Сервилий. Кроме того, я по натуре доброжелателен. Никакого насилия над характером.

      Лоллия (кивнув на Клодия). Мы только что спорили. Наш друг расхваливал Диона.

      Клодий. Скорее, вы его бранили.

      Сервилий. Бедняга, он никогда не нравился женщинам. В конце концов, у него есть свои достоинства.

      Лоллия. Неужели вам не надоели его обличения? Вы действительно добрая душа.

      Сервилий. Что ж, когда у человека дурное здоровье, слишком заботливая жена и хроническая неудовлетворенность, он становится либо пьяницей, либо сатириком. Я рад, что встретил вас, Лоллия, вы мне необходимы.

      Лоллия