Председатель. Юрий Нагибин

и закусывают сардинами и анчоусами, ныряя в воду и вылавливая их ртом со дна водоема. Специально приставленный к делу малый трудолюбиво опорожняет в бассейн консервные банки. Зворыкин переглянулся с приятелем.

      – Ишь, паразиты! – проговорил он с отвращением на грани восторга.

      На глазах Рузаева выступили слезы.

      – За что боролись, Алеха? – прошептал он.

      – Тебе люди цирк показывают, а ты недоволен, – успокаивающе произнес Зворыкин.

      – Неужто для того я столько чужой и своей крови пролил, чтобы эти сволочи за кильками ныряли?

      – Ты же фронтовик, тебя ли учить, что бывает временный отход перед наступлением?

      – Отход… отход, – волнуется Рузаев и вдруг с воем кидается к бассейну…

      Зворыкин успел перехватить его и оттаскивает подальше от греха.

      – Ослабли нервишки! – раздается знакомый голос.

      Придерживая простыню у левого обнаженного плеча, за ним стоит Кныш.

      – А, Кныш! – приветствовал Зворыкин своего бывшего соперника – Ты еще жив?

      – Как видишь!..

      – Сто лет не видались! – вяло проговорил Рузаев.

      – Не узнаю тебя, – говорит Кныш Рузаеву, – ты вроде был не из хлюпиков.

      – О чем ты?

      – Недавно один хиляк, член партии, не выдержал всего этого, – Кныш кивнул в сторону резвящихся нэпмачей, – и сам себя к вышке приговорил. И не понял, дурак, что это выстрел – не в себя, а в партию.

      – За меня можешь не опасаться, а глядеть – противно!

      – А мне приятно! – улыбнулся Кныш, – Люблю видеть врага в лицо. Всех этих фабрикантов, торгашей, биржевиков. – Кныш светло и твердо смотрит на появившуюся из воды цветущую рожу с сардиной в зубах.

      А Рузаев отворачивается – нет у него сил глядеть на такое…

      Зворыкин, распаренный, чуть усталый, возвращается домой. Он входит в комнату и не узнает ее. Не то чтобы она уж так сильно изменилась, но занавеси на окнах, абажур на лампе, а главное, множество цветов необычайно украсили спартански голое жилье. Но еще более неузнаваема Зворыкину прекрасная женщина, завитая, надушенная, с алым ртом и шелковыми ножками.

      Банные принадлежности посыпались из рук директора Он схватил Саню за руку и потащил к умывальнику. Нагнув ее голову под кран, он принимается яростно смывать косметику с ее лица, льет воду на прическу, развивая созданные горячими щипцами кудри. Саня вырвалась и убежала в спальню. Зворыкин настиг ее, но в руках у него оказалась лишь часть Саниного платья, а сама она вновь ускользнула.

      Но вот Зворыкин поймал ее и, как Саня ни отбивалась, притащил в ванную, окунул. Саня плачет, воет, пытается вырваться, но тщетно – железная рука Зворыкина не отпускает ее…

      Моторный цех. Поздний вечер. Здесь Зворыкин, инженеры, группа рабочих.

      – Послушайте, Марков, – обратился к старому инженеру Стрельский. – Наш друг Рубинчик сделал гениальный расчет рамы.

      – Сомневаюсь.

      Стрельский показывает