Подержанные души. Кристофер Мур

поселения на севере, но испанские законы воспрещали колониям торговать с иностранными державами. Невзирая на всю учтивость и расположение свое, отец мой не мог исполнить просьбу графа.

      – А если бы я женился на вашей дочери? – спросил Николай однажды за ужином.

      – Да, – выпалила я. – Да, отец, да!

      Отец мой улыбнулся – и улыбнулась мать, ибо не остались слепы они к нашему взаимному влечению, и когда отец заговорил, мать смущенно улыбалась все время, и я догадалась, что они обсуждали такую возможность еще прежде, чем мысль эта взбрела на ум Николаю.

      – Честью будет для меня отдать вам руку моей дочери, но не в моих силах входить в торговое соглашение с Россией – да и не в ваших выступать от имени царя. Однако же если привезете вы мне от вашего царя письмо, в коем тот разрешит ваш брак с Кончитой, тогда, сдается мне, я сумею убедить короля одобрить наше торговое соглашение с вашими колониями. Между тем народ Верхней Калифорнии и Миссии святого Франциска предоставит – из христианского милосердия – вдоволь припасов, чтобы население Ситки могло благополучно перезимовать. Никакой торговли при этом не произойдет, а стало быть, не нарушится и закон. Провиант вы сможете доставить им на обратном пути в Россию за царским разрешением.

      Николай пришел в восторг. Обычно сдержанный и такой горделивый, он вскочил на ноги и закричал “ура”, после чего извинился и раскланялся со всеми сидевшими за столом по отдельности, а затем вновь сел и взял себя в руки.

      Я разрыдалась, и мать обнимала меня, пока я плакала от радости у нее на плече.

      – Я на какое-то время уеду, – произнес Николай, стараясь успокоиться. – Но даже когда достигну берегов матушки-России, мне предстоит долгий путь через всю Сибирь, пока не доберусь я до Санкт-Петербурга, чтобы добиться у царя разрешения. Быть может, год минет, прежде чем сумею я вернуться.

      – Я подожду! – сказала я.

      – Царь, вероятно, распорядится, чтобы на обратном пути я завернул и в другие колонии, а путешествовать зимой может быть слишком ненадежно. Если не успею в хорошее время, может пройти и два года.

      – Я подожду! – повторила я.

      Отец мой улыбнулся.

      – Мы все будем ждать, граф Резанов, сколько бы времени это ни заняло.

      – Всегда, – сказала я. – Пусть даже это займет всю вечность.

      Когда уплывал он из залива, я чувствовала, что мое сердце отправилось с ним, и клянусь – я ощущала, как натягивается между нами струна, даже когда стояла на холме над Золотыми Воротами и провожала взглядом мачты его судна, скрывавшиеся за горизонтом. И я ждала – весь год взбегала на вершину холма, когда бы дозорный ни извещал, что подходит корабль. Два года.

      Целые дни проводила я, закутавшись в плащ, чтоб не пронимал туман, глядя в море, думая, что притяну его к себе, если останусь здесь. Я знала, что возлюбленный мой – чувствует ту же самую струну, привязанную к его сердцу, – и по ней доберется до меня над Воротами через