Морской царь. Евгений Иванович Таганов

более кровожадным, чем сейчас? – спросила Евла, не знавшая до сих пор об этом.

      – Наоборот, раньше, я был само великодушие, всех всегда прощал.

      – Расскажи! – обрадованно попросила Калчу – жестокость кагана могла только поднять его вес в кутигурской орде.

      – Ты же помнишь княгиню Зорьку? – обратился к Евле Дарник.

      – Конечно. Мать твоего княжича Тура, погибшая от чумы два года назад.

      – Когда-то она попросила у меня то, что у вас, ромеев называется развод. И я его ей дал. И она благополучно вышла замуж за одного из моих сотских, который позже умер.

      – А после она приехала в Новолипов с княжичами Смугой и Туром и ты снова сделал ее княгиней? – уточнила сама с изумлением прислушиваясь к своим словам Евла.

      – Ульна, тогдашняя моя жена, знала о разводе Зорьки, поэтому, пока я был в походе, преспокойно завела себе полюбовника. Чувствуете разницу: Зорька попросила развод и лишь потом завела себе мужа, а Ульна сначала завела себе полюбовника, а потом стала дожидаться, когда я ей дам свободу.

      – А дальше что? – вопрос вырвался у Эсфири и Лидии почти одновременно: у одной на словенском, у другой на ромейском языке.

      – Две недели по возвращению я ничего не предпринимал, надеялся, что Ульна с сотским догадаются сбежать из Липова. А они не сбегали. Что еще мне оставалось делать?

      – А служанку и побратима ратника за что? – опечалилась Милида.

      – Как за что? – в свою очередь удивился князь. – За то, что не уговорили их бежать. По хорошему надо было казнить еще наместника Липова за то, что он все это допустил, но тут я дал слабину. Говорю же, был тогда ужасно великодушным!

      – Хорошо, а ты сам никогда не боялся, что какая-нибудь из твоих наложниц возьмет и из ревности оскопит тебя? – Эсфирь больше сочувствовала Ульне и служанке, чем князю. – Что тогда будешь делать?

      – Ну, во-первых, я скорее от этого дела истеку кровью, во-вторых, это будет для меня самая лучшая смерть на свете…

      – Это почему же? – возмутилась и не поверила ему Калчу.

      – Потому что тогда я умру князем, которого никто никогда не сумел победить. А сумели победить только таким предательством.

      – А в-третьих? – с привычной подковыркой полюбопытствовала Лидия.

      – В-третьих, мои воины наверняка прикончат не только ту, что убила меня, но и всех других моих наложниц, – любезно улыбнулся стратигессе Дарник. – Думаю, мой погребальный костер будет весьма большим.

      Советчицы молчали, впечатленные последним княжеским доводом больше всего.

      В другой раз затравку «стороннему» разговору задала Калчу, узнавшая о предстоящем переселении в Дарполь хемодских бондарей. Не стесняясь Милиды, заявила, что по-прежнему не понимает, почему Князьтархан с таким уважением относится к хемодцам, к этим ремесленникам, что каждый день четвертовали по кутигурскому ребенку. А сам при этом казнит за убийство малолетнего воришки славного ратника.

      – Ты права, я действительно