Шах и мат. Марк Максим

но для меня достаточно. Прямо над нами…

      – Ну…

      – Салон самого Хорлэя. Вечером проберусь в гости к нему.

      Они молчали. В этот момент тяжелая дверь, которой запирали трюм, заскрипела.

      – Лезь в ящик, – быстро сказал Кэлли.

      Через мгновение, когда в трюм вошел боцман с тремя матросами, там никого не было, только молчаливо чернели ящики с сухарями, конденсированным молоком, шоколадом и прочими припасами.

      Боцман сплюнул:

      – Что этому старому дьяволу все мерещатся безбилетные пассажиры? Жалко ему, что ли. Никого нет!

      – И не было, боцман. Давай покурим.

      Боцман посмотрел на матроса:

      – Ты мне должен говорить «мистер боцман», я твое начальство.

      – Ладно, мистер боцман, давай закурим.

      Они закурили маленькие прокопченные трубки и уселись на ящиках.

      – Уильстон, – сказал боцман, – куда мы, собственно, мчимся на этой дьявольской яхте?

      – Говорят, что…

      – Дураки те, кто говорят. Я кое-что знаю, но…

      – Но что?

      – Но ничего не скажу.

      – Ладно. Боцман, здесь есть ящик с виски. И очень недурным виски. Закон о трезвости, «сухой билль», хе-хе, их не касается, этих дьяволов.

      Боцман невольно прищелкнул языком, но спохватился и сказал:

      – Мне нельзя пить с тобой, Уильстон, я твое начальство, тысяча чертей…

      Уильстон прищурил правый глаз.

      – Да ведь никто не видит, боцман. И чем больше мы здесь пробудем, тем лучше, значит, искали безбилетных пассажиров. Правда, ребята?

      Два другие матроса подтвердили:

      – Сущая правда, мистер боцман.

      Боцман повернул к ним свое багровое лицо с фиолетовым носом:

      – Это настоящая бестия, этот Уильстон, хо-хо. Не успеешь опомниться, а он уже уговорил. Тебе надо было бы быть адвокатом. Уильстон, хо-хо.

      Уильстон сказал, подмигивая:

      – Я и сам так думал. Да не пустили. Ты, говорят, Уильстон мало пьешь виски, а настоящие джентльмены из суда, те никогда не просыхают.

      Матросы покатились со смеху. Боцман, багровея и задыхаясь, сказал:

      – Настоящая бестия, будь я проклят!

      Через минуту послышалось два звука: один от выскочившей пробки, другой шел из горла боцмана и не оставлял сомнения в том, что бутылка быстро опустела.

      В этот момент послышался третий звук, боцман оторвался от бутылки и спросил:

      – Это ты чихнул, Уильстон?

      – Нет!

      – Это вы, ребята?

      – Нет!

      – Сто дьяволов с одним прихвостнем… Кто здесь чихает?

      На честный вопрос боцмана никто не ответил, и четыре бутылки снова забулькали, опрокидывая в четыре горла живительную влагу.

      Эти четыре бутылки опорожнились и были заменены ее четырьмя. Вторые четыре опустели так, как будто никогда не были полными, и снова были заменены новыми. Осоловевшие глаз боцмана прищурились от удовольствия, нос стал еще более темным, жидкость громко булькала в почтенном боцманском горле.

      Три матросских горла поддерживали начальство.

      В этот момент опять раздался странный звук, как будто