Начистоту в ли-бемоле. Ли Гевара

Не говори, что знаешь, как выйти за круг дождя,

      когда дождь постигает, кажется, самую суть вещей,

      что пылятся внутри твоей черепной коробки.

      Засов отодвинут (сорван), крышка откинута. Ждать,

      когда что-то из этих (ненужных) станет чуть-чуть нужней

      тем, для кого ты нежен, бессмысленно. Ведь, стоя в пробке,

      люди не ищут путь – им надобен навигатор.

      Людям не верен снег, под имбирно-пряничный латте

      пляшущий, будто бы мягкий медведь на небе молча теряет вату,

      и вокруг так бело и звонко, что у тебя вот – ёкает.

      И у меня – ёкает.

      А других – коробит.

      (Потому что у них «гололёд», а не «зеркало города», «осадки» же, а не «хлопья»).

      Не говори, что хочешь выйти за все пороги

      многоимённой веры, ощерившейся крестами

      с телеэкрана раненого пейзажа,

      бросившегося с девятого этажа.

      Люди не терпят себя – как их терпят боги?

      Смотрим не глубже, чем под ноги, читаем себя с листа мы,

      то ли и правда ждём, то ли волочим заживо

      заоконенное, забракованное «ждать».

      Не говори, что…

      Знаешь, слова ничего не исправят.

      Пусть это будет молчание, прячущее ответ

      в левой руке. А в правую, беспрекословно правую,

      вправлен билет до прошлого с пересадкой сердца в Москве.

      И никому ни слова. Мы до завтра не уничтожимся,

      значит, завтра поговорим.

      Мир

      нас разденет до самого до никтожества,

      снежной нежностью обагрив.

      Ври

      мне

      нагло,

      ври безутешно,

      ври, что время вернёт мне долг и

      мои даниловские веснадцать лет.

      И вставай уже на ноги.

      Серьёзно, асфальт холодный,

      простудишься. Посмотри, как хорош

      (когда ничего не ждёшь),

      бессовестно хорош

      снег.

      ОНА. Погоди, до снега ещё далеко. Столько всего впереди – первый листопад, первая прохлада октября, первые после лета уютные свитера… И такие краски кругом, хоть бери кисть и макай её прямо в пожар каштанов.

      ОН. Боюсь, не в этот раз. По крайней мере, не у нас.

      ОНА (посерьёзнев). Да, наверное, ты прав. Нас на перроне будет встречать другая осень. Я даже догадываюсь, что она нам скажет:

      Привет. Я осень. Я втекаю

      на цыпочках в твоё окно

      и жду. Мой город навсикаев

      и прян, горчит сентябрьским карри,

      зовёт на дно.

      Порадуй, снизойди – здесь нечем

      мечтать, но плюсы налицо:

      никто в печаль не обилечен,

      врачей нет – и никто не лечит.

      Товарищ Цой,

      опять же, – славное знакомство.

      Сидит, охоч до сигарет.

      Не хочешь Цоя – будет Моцарт.

      Без Нэнси Вишесу неймётся,

      а с Нэнси – нет.

      А главное – здесь безболезно,

      чего не скажешь о теперь.

      Все ноги ходят, а не ездят,

      сны