Читая Тэффи. Геннадий Николаевич Седов

с Катькой поступили в одно время, сидели в классе за одним столом, ходили попеременно друг к дружке делать домашние уроки. Вот и сегодня пишут в Катькиной комнате сочинение: «Какое время года вы больше любите?»

      Катька то и дело отвлекает:

      – Карамельку хочешь? Нет?.. У дворника собака сбесилась, слышала? Крысу, говорят, бешенную поймала у забора, та ее покусала, и собака сбесилась. Увезли куда-то в клетке.

      – Катя, пожалуйста! Сбила с мысли.

      – Молчу, молчу.

      Через минуту опять:

      – У меня намечается роман.

      – Роман? – отрывается она от письма. – Что-то новое.

      – Ни за что не догадаешься: с кадетом Коломийцевым. Один раз уже поцеловались.

      – Интересно.

      Врет, скорее всего. Неделю назад уверяла, что в нее влюбился старшеклассник Фишер из соседней гимназии, она на его чувства не ответила, он бросился с горя в пруд, чудом удалось спасти. А потом шли после уроков, мимо на извозчике какой-то мальчуган с нянькой проезжал, поклонился Катьке. «Женя Фишер», – сказала Катька. «Тот, который из-за тебя в пруд бросился?» «Да, а что?» «Да он же совсем маленький, а ты говорила старшеклассник». «Это он на извозчике таким маленьким кажется, ему четырнадцать лет». Ну, ни вруша!

      – А ты в кого-нибудь влюблена?

      Она в растерянности. Сказать, что влюбиться ей просто не в кого, значит уступить Катьке в споре о привлекательности.

      – Влюблена, и даже очень, – слышит словно со стороны собственный голос. – Но сказать об этом сейчас не могу, это страшная тайна.

      Удивительно: действительно верит в эту минуту, что влюблена. Вопрос, в кого? Думать, думать…

      «Прошлой весной мы ездили за город, – пишет в тетрадке. – Пух цветущих деревьев летел и кружился в воздухе, щебетали веселые птицы, пахло водой, медом и молодой весенней землей. Я собирала на лугу незабудки и на руку мне села божья коровка»…

      – Ой, ну не знаю я, что писать про чертовое лето, – бубнит Катька.

      – Напиши, как лягушки квакают в болотах, – откликается она.

      – Ну, тебя! Я серьезно.

      Господи, мало ли что можно написать про лето! На Троицкие праздники они гостили в матушкином имении на Волыни. Народу понаехало тьма, колясок полон двор, в просторных комнатах с распахнутыми окнами разбросаны охапки душистого тростника, на каждую дверь повесили березовые ветки. Вечером она с сестрами насобирала цветов. Связали букеты, спрятали в траве под большим жасминовым кустом, чтобы не завяли до завтра когда пойдут в церковь.

      К обеду ждали соседа, помещика Беспалова, которому, как говорили, батюшка помог выиграть в суде какое-то дело. Помещик с пушистыми усами приехал верхом на белой красивой лошади. Поднялся на веранду где был накрыт стол, поклонился, поцеловал руку маман, обнялся с отцом. Рассказывал за обедом разные истории, гости валились со смеху, маман восклицала утирая платочком глаза: «Не могу, уморил, батюшка!»

      Во время десерта во двор зашел сухонький старичок, глядел из-под руки на обедающих, матушка