Ричард Длинные Руки – король-консорт. Гай Юлий Орловский

под свою руку. Против это решатся возразить только самые безрассудные, мы все уже слышали, что армии Мунтвига на границе Варт Генца разгромлены вами, после чего вы ушли захватывать столицу Мунтвига.

      – Ого, – сказал я пораженно. – Я о таком не говорил!

      Он усмехнулся.

      – Мои советники, посовещавшись, сделали такие выводы. А раз вы вернулись, значит, там сделали все, что планировали… По всему нашему королевству в этом уверены.

      – И вы постарались? – спросил я с пониманием.

      Он шутливо поклонился.

      – Это в моих интересах.

      Я сказал с иронией:

      – Благодарю за лестные отзывы.

      – Ваша грозная слава, – сказал он, – может служить моей защитой. Конечно, это зависит от вас, пожелаете так поступить или нет, но вы можете.

      Я сказал с досадой:

      – Погодите! Вы король и я уже король, оба знаем и даже понимаем, такие решения с ходу не принимаются. Да, очевидно, вам это даст возможность жениться на леди… как ее, Каринде, так как королевство перейдет формально под мою власть. Но, разумеется, вы не хотите, чтобы это случилось на самом деле?

      Он прямо посмотрел мне в глаза.

      – Не хочу.

      – Но вы рискуете, – предостерег я. – Если получаю верховную власть над королевством, то могу и воспользоваться в своих корыстным интересах, не так ли?

      Он покачал головой.

      – Это самый сложный болезненный вопрос, Ваше Величество. Я думал над ним последние полгода почти ежедневно. И склонялся то в одну сторону, то в другую.

      – И что…

      Он прямо взглянул мне в глаза.

      – Решил отложить решение до личной встречи. Вот так лицом к лицу можно понять намного больше.

      – Внешность обманчива, – предостерег я.

      – Не для всех, – обронил он мягко, – детей королей с колыбели учат разбираться в людях, указывая на придворных, слуг, послов, гостей… Вы можете быть жестоким, Ваше Величество, как и вероломным, но вы не жестоки и не вероломны. И в разговоре с вами все больше убеждаюсь, проявите должное великодушие и… не воспользуетесь возможностью захватить еще одно королевство.

      – Вы переоцениваете мое великодушие, – ответил я мрачно, – я еще та беспринципная свинья! Особенно когда дело касается политики. У нас, мужчин, из утробы матери идет стремление быть лучшими, а быть лучшим в политике – это стать самым подлым, хитрым, лживым, нарушающим любые договоры, если это на пользу.

      Он чуточку побледнел, во взгляде промелькнул страх, но выпрямился и сказал твердо:

      – И все-таки я верю в ваше великодушие!

      Я скривился, сказал зло:

      – Думаете, не понимаю? Да, вы продумали хорошо. Полгода взвешивали за и против? И если вот я пообещаю вам, а потом захвачу Гланды, то о вас будут слагать баллады, как о благороднейшем из рыцарей, обезумевшем от любви и пожертвовавшем ради нее даже короной, а обо мне, как о подлейшем из правителей!

      Он спросил, глядя исподлобья:

      – Но ведь это похвально для политика?

      – По