Перевёрнутый мир. Константин Кураленя

домой уводить не торопится.

      Пессимистический прогноз «вольноопределяющегося» на мгновение навёл на солдат тоску. Воевать никому не хотелось.

      – Да вы сами-то на себя посмотрите. Зачем домой оружие тащите? – не унимался «вольноопределяющийся». – Сейчас на руках у народа столько оружия, что можно второй фронт открывать. С немцами мы временно замирились. Так в кого стрелять-то будем? То-то и оно. Друг в дружку будем стрелять.

      – А ведь действительно, мужики, никто ведь оружие на передовой не оставил,– недоумённо присвистнул один из солдат.

      Все посмотрели друг на друга, по-новому оценивая сложившуюся ситуацию. Ни один солдат не ехал без оружия.

      – А ведь мы даже на полковом комитете постановили: оружие забираем по домам, – произнёс «щуплый».

      – А кто больше всех за эту резолюцию горло драл?

      – Ну, знамо дело, кто. Большевицкие агитаторы. Ну, там анархисты ещё и эсеры.

      – Так вот теперь и поимейте своё мнение, кому эта война на руку.

      – Ты большевиков не замай. У них курс верный. Ихний командир Ленин сразу после октября декреты о земле и о мире издал. Там очень верно всё прописано. Землю – крестьянам. Мир – народам.

      – А зачем тогда оружие, ежели мир? – тупо продолжал допытываться один из солдат.

      – Чтобы свою землю стеречь, – буркнул «бас».

      – Дак от кого стеречь? Мир ведь! – продолжал «тупить» непонятливый солдатик.

      – Да пошёл ты к такой-то матери, придурок! – в сердцах выругался заросший по самые глаза детина с нашивками старшего унтер-офицера конной артиллерии.

      – Наливай, мужики, ещё по одной, а то на трезвую голову тут не разберёшься, – скомандовал «щуплый».

      В кружках вновь забулькал самогон.

      – Дадут землю или нет – это ещё бабушка надвое сказала. А вот кровушкой за неё заплатить, придётся. Это факт, – подвёл черту «вольноопределяющийся».

      – Но ведь в декрете чёрным по белому прописано: землю крестьянам, – не унимался кто-то из солдат.

      – Ага! – раздался чей-то весёлый голос. – А на заборе написаны три очень антересных буквы, а ежели приглядеться, то за ним – дрова лежат.

      Окружающие рассмеялись.

      – Ну, их всех к чёртовой родственнице. И большевиков и меньшевиков. Мы-то вот живые домой едем. А товарищев наших за четыре года великое множество схоронено и в родной земле и на чужбине. Давайте помянем их по нашему христианскому обычаю, – обращаясь к попутчикам, проникновенно сказал «щуплый».

      Все на мгновение замолчали и выпили не чокаясь.

      «Неизвестно кому ещё повезло, – подумал я. – А крови-то действительно прольётся немерено. Русский мужик долго запрягает, но уж если разойдётся, то добра не будет ни встречным, ни поперечным. А тут оружие раздали. По всем законам жанра ружьё обязательно должно стрельнуть».

      После крепкого самогона в голове приятно зашумело. Мысли стали умными, а народ вокруг меня – добрым и свойским.

      Незаметно промелькнул короткий зимний день, последний день года. По всему вагону стоял оживлённый гул: не мы