Спасенный любовью. Дженнифер Эшли

принимать чью-либо благотворительность. Отнеси это на счет моего шотландского упрямства.

      – Мой брат использует тебя, девочка.

      – Но он – Харт Маккензи. И он ничего не может с этим поделать.

      Мак смерил собеседницу долгим взглядом, затем сунул кисть в банку, пересек комнату и с шумом распахнул дверь. Элинор вскочила на ноги, все еще держа ребенка на руках.

      – Мак, нет необходимости… – Ее слова утонули в грохоте его шагов, загремевших по лестнице.

      – Папочка сердится на дядю Харта, – сообщила Эйми. – Папочка часто сердится на дядю Харта.

      – Это потому, что твой дядя Харт сводит людей с ума, – пробурчала Элинор.

      Девочка склонила головку к плечу.

      – Сводит с ума? А что это значит?

      Элинор переложила Роберта на другую руку. Малыш по-прежнему спал и от шума не проснулся. Качая его, Элинор словно заполняла в сердце какую-то пустоту.

      – «Сводит с ума» – это когда твой дядя Харт смотрит так, как будто слушает тебя, а потом отворачивается и делает все по-своему – словно не слышал, что ты ему сказала. И ты чувствуешь себя дурой… Поэтому хочется топнуть ногой и закричать. Но при этом ты знаешь: если будешь кричать и махать руками – ничего хорошего не выйдет. Вот что значит «сводит с ума».

      Девочка слушала кивая – как будто накапливала информацию для будущего использования. Эйми была приемной дочерью Мака и Изабеллы; она родилась во Франции и до трех лет не говорила по-английски, а собирать новые слова – это стало ее увлечением.

      Элинор поцеловала Роберта в голову и похлопала по дивану рядом с собой.

      – Эйми, не обращай внимания на дядю Харта. Садись рядом со мной и расскажи, что ты со своими мамой и папой делаешь в Лондоне. А когда сюда приедет мой папа, он расскажет нам все про египетские мумии и про музей.

      – Не могу поверить тебе! – в гневе кричал Мак. – Не могу поверить!

      Герцог закрыл шкаф, где держал портрет, от которого, похоже, никак не мог избавиться, и повернулся к брату. Разумеется, Харт знал, что объяснения давать придется, но все же чувствовал раздражение.

      – Я предоставил ей должность с жалованьем и место для проживания, ясно? Предоставил из добрых побуждений.

      – Из добрых? Но я слышал, Харт, как ты говорил в Эскоте, что собираешься искать себе жену. Ты это так собираешься делать?

      Герцог вернулся за стол.

      – Это моя личная жизнь, Мак. Не лезь в нее.

      – Личная, да? Но ты ведь вмешивался в мою личную жизнь! Когда Изабелла ушла от меня, ты орал на меня как безумный. Вы все орали на меня – и ты, и Камерон, и Йен. А я, значит, не должен кричать на тебя, да? Наверное, от меня лишь требуется объяснить ситуацию Йену. Что ж, если так – тогда уповай на Господа Бога!

      Харт ничего не сказал, но ощутил легкое беспокойство. Йен, самый младший из братьев Маккензи, не понимал некоторых тонкостей. То есть он мог, конечно, правильно написать слово «тонкость» и знал его словарное значение, но не понимал, что тонкость – это в том числе и деликатность. И уж если Йен решился на какие-то действия, то ни дьяволы