Девять. Борис Херсонский

в больницу – поставят на диспансерный учет.

      он умер давно, но на учете он состоит до сих пор.

      завещание

      не носи черного платья заведи котенка черного цвета

      пусть мурлычет прыгнув к тебе на колени

      пусть перебегает тебе дорогу хоть это плохая примета

      на потеху моей бестелесной молчащей тени

      пусть согреет тебя этот веселый комочек

      пусть гоняется за бумажкой привязанной к нитке

      пусть на этой бумажке будет восемь написанных мною строчек

      и котенку забава и мы с тобой не в убытке

      «Растопим камин. Пляшет огонь на поленьях…»

      Растопим камин. Пляшет огонь на поленьях.

      Смиренная кошка, мурлыча, лежит на моих коленях.

      Дождь от нечего делать стучит в окно.

      Пусть стучит сколько угодно – ему не откроют.

      Летнюю пыль дожди монотонные смоют.

      Тоска в человеке красна, как в бокале вино.

      Так, заперта дверь. Листва – для ветра добыча.

      Что думает зверь, на коленях хозяйских мурлыча,

      что чувствуют эти поленья, сгорая в огне?

      Вспоминают ли сказку о Карло и Буратино?

      Что думает осень? Что лето слишком картинно,

      что молодо-зелено, дождик мелькает в окне.

      Пылай мой камин, как Пушкин писал, согревая келью.

      Вечер, словно любовь, завершится постелью,

      сном тяжелым, как одеяло. Укрывшийся с головой

      человек естественен, как кошка или поленья,

      мурлычет, сопит, все теряет без сожаленья,

      не ждет пробуждения, вровень с опавшей листвой.

      Шоа

      на правах придорожной пыли

      на ветру осеннем промозглом

      что мы тут позабыли

      дети привыкшие к розгам

      потому что мало нас били

      так и надо нам недоноскам

      так и надо нам недомеркам

      так и надо птенцам подранкам

      так и надо мойшам и беркам

      так и надо сарам и ханкам

      так и надо нашим местечкам

      кто теперь тут живет не знаем

      трудно быть живым человечком

      легче в небе вороньим стаям

      легче облака легче пуха

      из перины распотрошенной

      легче света бесплотнее духа

      старухи умалишенной

      потому что в багровом свете

      земного военного ада

      будут кричать нам дети

      ага так вам и надо

      что вы тут позабыли

      а мы и сами не знали

      на правах придорожной пыли

      которую вы вдыхали

      «пожалеем малую речку. ей выйти из берегов…»

      пожалеем малую речку. ей выйти из берегов

      труднее, чем человечку выбраться из долгов,

      ей летом пересыхать, зимою – покрыться льдом,

      как укрывается мать старорежимным платком.

      пожалеем старую маму, сидящую взаперти,

      ей даже к сельскому храму мимо кладбища не пройти,

      пожалеем ее сынка, который всем задолжал,

      он жил как птица пока – пил, не сеял, не жал.

      пожалеем