История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции. Виктор Петелин

Вы постигнете, и если Вас (я разумею издательское начальство) заинтересует роман, я с удовольствием отдам его Вам – мне здорово бы помог договор на время работы над книгой.

      Черкните мне, пожалуйста, пару строк о том, как легло Вам на душу начало «Момича».

      Шлю Вам сердечный привет. Мне тоже хочется повидать Вас. У меня уже «накопилось» в «Сов. писателе» несколько друзей, да будут благословенны их имена, как говорил Моисей.

      20.6.64.

      К. Воробьёв».

      В пакете, кроме письма, было шесть вырезок из газеты «Советская Литва» за 25—26 февраля и 1—2 июня 1964 года, в которых опубликованы начальные главы романа «Друг мой Момич». Начало «Момича» легло мне на душу. С первых строк роман захватил моё воображение – автор вспоминал своё нелёгкое деревенское детство как раз накануне коллективизации… Вроде бы обычные истории происходят здесь, каких уже рассказано бессчётное число раз: сидит на тёплой раките десятилетний Санька и вырезает «дудку-пужатку, как ни у кого». Прекрасное настроение у мальчишки, правда, живут они голодно, дядя, брат его покойной матери, «шелопутный, тронутый, и от того мы, может, самые что ни на есть бедные в селе – работать-то некому и не на чем». От имени повзрослевшего Саньки и ведёт повествование автор, поставив перед собой ответственную цель – разобраться в событиях, которые происходили в драматический год «великого перелома». В сущности, и начинается-то повествование с того, что много десятилетий спустя встречаются постаревший Момич и повествователь и вспоминают былые дни: «Узорно-грубо и цепко переплелись наши жизненные пути-дороги с Момичем. Сам он – уже давно – сказал, что они «перекрутились на смерть», и пришло время: не скрывать нам этого перед людьми». И вот первое воспоминание – Санька сидит на тёплой раките, вырезает дудку, тётка Егориха зовёт его, а он вовсе не торопится на её «звонкий, протяжно-подголосный зов», но тут появляется «большой-большой мужик» с жеребцом в поводу и бросает в сторону Саньки всего лишь одно слово: «Кшше!»

      «Так гоняют чужих курей с огорода, и я мигом съезжаю по стволу ракиты и бегу к хате.

      Это незначительное происшествие врезалось в мою память необычно ярким видением, и с него мы оба ведём начало нашего «перекрута», – мне тогда было десять, а Момичу – пятьдесят. Тогда мы как бы одновременно, но в разных телегах въехали с ним на широкий древний шлях, обсаженный живыми вехами наших встреч и столкновений. Момич громыхал по этому шляху то впереди меня, то сбоку, то сзади, и я никак не мог от него отбиться, вырваться вперёд или отстать…»

      И всплывают перед нами одна за другой картины сельского быта, где в центре событий всегда оказывается Момич. Сначала Санька издали наблюдает за своим соседом, а потом уже не отходит от него, набираясь житейского опыта…

      То вместе с ним огород пашет, то строит с Момичем новую клуню вместо сгоревшей, и каждый раз что-то привлекательное открывалось для Саньки в этом суровом на вид человеке: «Всё в нём покоряло и приманивало моё ребячье сердце». Дружба с Момичем