«Я был отчаянно провинциален…». Фёдор Шаляпин

и голос его становился все тоньше, тише, точно поп умирал от истощения. Это было жутко слушать.

      Я писал листа по четыре в день, но в отчете ставил вдвое больше. Этому меня научил один из пьяниц. Я рассчитывал, что заработаю таким образом рублей 18, но мне заплатили за месяц всего 8. И, к моему удивлению, никто даже слова не сказал мне по поводу того, что я врал в моих отчетах о переписке. Великодушные люди…

      Мне уже минуло 17 лет. В Панаевском саду играла оперетка. Я, конечно, каждый вечер торчал там. И вот однажды какой-то хорист сказал мне:

      – Семенов-Самарский собирает хор для Уфы, – просись!

      Я знал Семенова-Самарского как артиста и почти обожал его. Это был интересный мужчина с черными нафабренными усами. Они у него точно из чугуна были отлиты. Ходил он в цилиндре, с тросточкой, в цветных перчатках. У него были эдакие «роковые» глаза и манеры заядлого барина. На сцене он держался, как рыба в воде, и чрезвычайно выразительно пел баритоном в «Нищем студенте»[13].

      Цэлово-ал гор-ря-чо-о,

      Но вэдь только в плеч-чо-о!

      Барыни таяли пред ним, яко воск пред лицом огня.

      Набравшись храбрости, я подошел к нему в саду, снял картуз.

      – Что Вам? Ага! Придите ко мне в гостиницу, завтра.

      Пошел я в гостиницу, а швейцар не пускает меня к Самарскому. Я умолял его, уговаривал, чуть не плакал и, наконец, примучил швейцара до того, что он, плюнув, послал к Семенову-Самарскому мальчика спросить, хочет ли артист видеть какого-то длинного, плохо кормленного оборванца.

      – Приказано пустить, – сказал мальчик, возвратясь.

      Я застал Семенова в халате. Лицо его было осыпано пудрой. Он напоминал мельника, который, кончив работу, отдыхает, но еще не успел умыться. За столом против него сидел молодой человек, видимо кавказец, а на кушетке полулежала дама. Я был очень застенчив, а перед женщинами – особенно. Сердце у меня екнуло: ничего не сумею сказать я при даме. Семенов-Самарский ласково спросил меня:

      – Что же Вы знаете?

      Меня не удивило, что он обращается со мной на Вы, – такой барин иначе не мог бы, – но вопрос его испугал меня: я ничего не знал. Решился соврать:

      – Знаю «Травиату», «Кармен».

      – Но у меня оперетка. «Корневильские колокола».

      Я перечислил все оперетки, названия которых вспомнились мне, но это не произвело впечатления.

      – Сколько вам лет?

      – Девятнадцать, – бесстыдно сочинил я.

      – А какой голос?

      – Первый бас.

      Его ласковый тон, ободряя меня, придавал мне храбрости. Наконец он сказал:

      – Знаете, я не могу платить вам жалованье, которое получают хористы с репертуаром…

      – Мне не надо. Я без жалованья, – бухнул я.

      Это всех изумило. Все трое уставились на меня молча. Тогда я объяснил:

      – Конечно, денег у меня никаких нет. Но, может быть, Вы мне вообще дадите что-нибудь.

      – Пятнадцать рублей в месяц.

      – Видите

13

«Нищий студент» – оперетта К. Миллёкера.