Изюм из булки. Том 1. Виктор Шендерович

шашек, вот тебе и Бейрут!

      Палестинских беженцев подешевле набрали в Институте культуры, и в ясный весенний день, за три рубля, я несколько раз сбегал из дымящихся развалин на тротуар, а народная артистка Касаткина за моей спиной раз за разом принимала смерть от израильской военщины.

      Израильской военщиной были несколько здоровенных грузин, найденных ассистентами режиссера там же, в Институте культуры. И в целом тоже – очень правдивое получилось кино…

      Не стрелять!

      К концу семидесятых табаковская студия была на первом пике популярности: барыги в подворотне продавали бумажки-пропуски на наши дипломные спектакли – по пять рублей!

      Табаков мечтал сделать из курса театр, он нажимал на все рычаги, и в один прекрасный день в студийном подвале появился министр культуры Петр Нилович Демичев.

      Его появлению предшествовали изменения в пейзаже. С утра все подъезды к улице Чаплыгина были перекрыты, а к обеду пожаловала демичевская охрана. (От кого, кроме Суслова с Андроповым, нужно было охранять Петра Ниловича – ума не приложу, но ему полагалось.)

      Детинушки из «девятки» оккупировали наш подвал – залезали под стулья, копались в вентиляции, обшарили склад декораций… Их было человек, кажется, шесть или семь.

      Один сразу прошел в комнату, отведенную для отдыха товарища Демичева, и начал доводить ее до кремлевских кондиций: протер зеркала, постелил белоснежную скатерть; ближе к вечеру в эту комнату доставили чемоданчик-холодильник с водой и фруктами; каждый персик был обернут в отдельную салфеточку. Я видел этот коммунизм своими глазами.

      На случай, если товарищ Демичев, не выходя из подвала, пожелает поговорить с товарищами по строительству св. будущего, человек в штатском что-то сделал с нашим телефоном, и телефон начал разговаривать самостоятельно. А именно: когда студент Леша (ныне заслуженный артист России Алексей Якубов) снял трубку, чтобы позвонить домой, трубка неприязненным мужским голосом велела себя положить и больше не трогать.

      Старшим среди охранников был здоровенный и, надо сказать, обаятельный дядька монголоидного типа. Его-то режиссер спектакля Константин Райкин и начал готовить к особенностям предстоящего зрелища (а играть мы должны были «Маугли»).

      – Они побегут прямо на зал, и в этот момент начнет гаснуть свет, – предупреждал Райкин. – Не стреляйте в них, пожалуйста. Потом над головами пролетит полуголый на канате – это тоже не покушение…

      Дядька кивал, улыбаясь.

      Потом начали собираться зрители. Кроме Петра Ниловича и его партийной шарашки, случайных людей в тот вечер в зале не было – только мамы-папы, родственники и друзья. Дрознин, стоя в дверях, каждого входящего представлял дядьке-охраннику персонально. Дошло до драматурга Малягина, чью пьесу мы в ту пору репетировали.

      – Это наш автор, – сказал Дрознин.

      – Киплинг? Проходи.

      Так и не понял: шутил охранник или нет?

      Ближе к спектаклю люди в штатском активизировались и по очереди заглянули в женскую гримерную. Потом они разошлись по своим точкам: один остался