Изюм из булки. Том 1. Виктор Шендерович

лжив – как все,

      Если тверд – как все,

      Если жив – как все,

      Если мертв – как все!

      Этот злой наказ

      Повтори сто раз:

      Я – один из вас,

      Я – один из вас,

      Я какой-то один из вас…

      Эти стихи к нашему спектаклю написал двадцатилетний Григорий Гурвич.

      В семидесятых я думал – это про «совок». Сегодня понимаю: про любое время и любое место…

      Спектакль «Холстомер»

      …привезенный товстоноговским БДТ на московские гастроли летом 1977 года, лошадиной темой озадачивал заранее: у входа в сад «Аквариум» дежурила конная милиция!

      Назвать происходившее ажиотажем – значит не сказать ничего. Отчаявшись стрельнуть билетик, московская интеллигенция шла на прорыв билетерских кордонов. Никакие корочки не действовали – по крайней мере, никакие из тех, которые я мог себе представить.

      От безысходности ошалевали видавшие виды администраторы. При мне человек в окошке отшил какую-то бабушку с удостоверением. Бабушка оказалась Анастасией Платоновной Зуевой (см. стихотворение Пастернака). Администратора чуть не убили.

      Нам, первокурсникам, ловить тут было нечего.

      Потыкавшись на шармачка, мы заходили с тыла: пытались обаять у служебного входа актеров БДТ.

      – Ничем не могу… – виновато улыбаясь, отвечал грузный Павел Панков, – ребятки, ничем не могу…

      Но мы смогли сами!

      В день следующего спектакля четверо смелых – Саша Марин, Витя Никитин, Игорек Нефедов и я – в два пополудни подстерегли на задворках театра, в Благовещенском переулке, грузовик с декорациями «Холстомера».

      Шофер получил трешку, и через минуту мы были в кузове. А еще через две минуты – въехали во двор театра имени Моссовета, и нагловато покрикивая на рабочих сцены, начали подавать им из грузовика детали декораций.

      С последними кусками декораций мы просочились на сцену и через зал ломанули в фойе, а оттуда на самый верх, в мужской туалет, – где и провели несколько часов в ожидании заслуженного чуда…

      Петя и Шекспир

      Однажды мой товарищ по табаковской студии – назовем его Петей – пришел на экзамен по предмету «зарубежный театр». А принимал экзамен профессор, один из крупнейших знатоков эпохи Возрождения. Назовем его – Алексей Вадимович Бартошевич (тем более что так оно и было).

      И вытащил Петя билет, и достался Пете – Шекспир. А Петя про Шекспира знал примерно столько же, сколько Шекспир про Петю. То есть они были примерно на равных.

      В отличие от Бартошевича, который про Шекспира знает чуть больше, чем Шекспир знал про себя сам.

      И вот они сидят друг против друга (Петя и профессор Бартошевич) и мучаются. Петя – потому что дело идет к двойке, а Бартошевич – потому что, если он эту двойку поставит, Петя придет к нему снова. А он его уже видеть не может.

      И оба понимают, что надо напрячься, чтобы встреча стала последней. И Бартошевич говорит:

      – Петя! Я сейчас задам вам вопрос на тройку. Постарайтесь ответить.

      И спрашивает самое простое (по своему разумению):

      – Как звали