Забытый вальс. Энн Энрайт

И вообще, я с ним уже переспала, на что еще он мог сгодиться?

      Теперь-то я, конечно, скажу, что сходила по нему с ума с первой минуты. Я влюбилась в его руки, когда всматривалась в каждый его жест на семинаре в Монтрё, я влюбилась, когда он отогнал от меня Иви и пошел прочь, а на пороге обернулся, – влюбилась в его непонятную печаль. Так что вы лучше не спрашивайте, когда что началось. Раньше ли, позже – невелика разница. С моей точки зрения – одновременно.

      Многое я даже не упомянула – не сказала, например, как красивы были дети в тот день на пляже в Бриттас-Бей, а теперь это кажется существенным, хотя сразу я этого не поняла. Возможно, дело в недуге Иви, о котором я тогда не знала, но так или иначе красота детей сыграла в этой истории роль, какую – пока не знаю.

      Черт с ней, с хронологией. Можно подумать, если излагать события одно за другим, проступит какой-то смысл.

      Да не проступит ничего.

      Моя мама умрет по старинке, легкой смертью. Но пока еще нет.

      Я влюблюсь в Шона, однако еще не знаю этого. Пока еще нет.

      Мне предстоит бросить мужа, хотя на самом деле, наверное, я его уже бросила. Возможно, мы никогда и не были вместе – ни разу, хотя думали, что нас двое. И когда он улыбался мне перед алтарем церкви в Тереньюре. Когда подныривал под меня, уходил так глубоко, что слой воды между нами переливался зеленью.

      В некоторых датах я уверена, однако они-то как раз и не важны. Зато я не помню, в какой именно день, в какой час «плохое настроение» Джоан официально превратилось в «депрессию» и когда депрессия сделалась физическим и неудобоназываемым недугом. Был же момент или череда моментов, когда мы перестали вникать в ее слова, прислушавшись к тому, как она говорит. И был день, когда мы вовсе перестали ее слушать, – неуловимый миг, когда мать – «Ох, Джоан, ты как всегда…» – превратилась в безобидный предмет нашей заботы: «Ты как, дорогая? Все хорошо?»

      Я была занята, у всех у нас дел хватало, но если бы я улавливала такие перемены, то жизнь могла бы повернуться иначе. Если бы я видела ее, а не воспринимала как данность мою красавицу-мать, может, она была бы жива.

      Кое в чем я тем не менее уверена.

      Вот подлинная правда, то бишь факты, восстанавливаемые по электронной переписке, пометкам в календаре, сделанным и принятым телефонным звонкам: через пару недель после дня рождения Меган я рекомендовала Шона и его консультационную фирму для подготовки к реструктуризации в Дублине и открытию нового филиала в Польше. Рекомендовала без капли сомнения: лучше специалиста не найти.

      Пока все точно.

      С меньшей уверенностью могу утверждать, что в нашем с Конором сексе на освященном и благословенном супружеском ложе появилось в ту пору что-то чрезмерное и недружественное.

      Но о Коноре я говорить не могу, и все тут. Невмоготу уточнять, когда между нами что происходило, расчерчивать график нашего упадка. По мне, так нет ничего омерзительнее подробностей.

      У нас уже тогда было плохо или плохо стало после того, как я начала спать с Шоном?

      «Плохо» – неточное слово.

      Секс