Великая Мечта. Андрей Рубанов

появился Юра и весело оглядел нас обоих.

      – Ты бы прикрылась, – посоветовал он своей подруге.

      – Зачем?

      – Это просьба.

      – Мне после ванны – жарко.

      – А мне перед другом неудобно. Он, кстати, женат.

      – Глубоко сочувствую.

      – Накинь нормальный халат. Прикройся.

      – Щас, все брошу и пойду накидывать халат.

      Юра окаменел лицом и попытался взглядом внушить упрямой девчонке тысячелетнее превосходство самца над самкой – но самка, похоже, только забавлялась. Сидела на диване, закинув одну красивую ногу на другую, не менее красивую (в бедрах обозначились длинные мускулы), и теребила в пальцах невысохшие пряди волос. Дымила уже второй сигаретой.

      – Ты делаешь ошибку, – проскрежетал мой товарищ.

      – И ты, – легко парировала обладательница пудовых сисек. – Ты мне говорил, что в твоем доме я могу делать все что хочу. Вот я и делаю что хочу. А твой женатый друг пусть дышит ровно.

      Меня задело.

      – Я дышу так ровно, как тебе вовек не научиться.

      Света рассмеялась. Очень красиво, далеко откидывая голову назад – так, что мне стали видны ее немного желтоватые верхние коренные зубы. У Юры был отменный вкус.

      – Вижу, мальчики, вас всерьез возбудила. Кладов, ты куда-то собрался?

      – Да, – мрачно ответил друг, деловито снимая с полки увесистый альбом репродукций Айвазовского. – Отъезжаем по делам.

      – Вот и отъезжайте. Что ты хочешь на ужин, кроме меня?

      Юра сдался и выдал широкую улыбку.

      – Сама что-нибудь придумай. Пошли, Андрей.

      Мы вышли в коридор и натянули куртки. Дерзкая девчонка осталась в комнате. Вдруг крикнула в наши спины звонким низким голосом:

      – И кстати, тут пахнет блевотиной! Чужими бабами и блевотиной! Пока я ездила к маме, ты тут время зря не терял! Приводил девок! И они – наблевали! И ты, наверное, с ними! За компанию! Я это чувствую!

      Юра пришел в несвойственное ему состояние паники, поспешил открыть дверь и выскочить прочь, увлекая меня за локоть. Уже в лифте признался:

      – Иногда я ее боюсь.

      – Бояться женщин – наша привилегия.

      – Прекрати говорить афоризмами. Это дурной тон.

      – А зачем тебе Айвазовский?

      Друг протянул альбом мне.

      – Открой на любой странице. Назови любую картину. Мне – не показывай.

      – Пожалуйста. «Черное море».

      – Сто сорок девять на двести восемь сантиметров, тысяча восемьсот восемьдесят первый год, холст, масло, находится в Третьяковской галерее.

      – Верно.

      Я помедлил и спросил:

      – Хочешь выставить Третьяковскую галерею?

      Юра бросил на меня значительный взгляд.

      – Я тебе этого не говорил.

      Спустились во двор, уже изрядно нагретый жестковатым солнцем. Сели в машину. Выкатились со двора – и тут же едва не нажили себе неприятностей. Чудом избежали столкновения с мчащимся словно пуля огромным автомобилем, немецким или американским – Бог знает. Хищно прижимающийся