Училка. Наталия Терентьева

себя, пробуя всю косметику, которая продается в ее магазинчике.

      – Я не кра-ашу-усь, – ответила девушка, вытянув вперед губы и так и оставив их в положении буквы «у».

      – Она не кра-асится, – передразнил ее какой-то парнишка, круглощекий, румяный, с худенькой шейкой, торчащими ушками. Бойкий парнишка. – Она не красится, она така-ая кра-аси-ивая…

      – Ну хватит, Сапожкин, хватит! – кокетливо отмахнулась девочка.

      Я стояла и смотрела на этих странных детей. Они хихикали, переговаривались, они быстро, за пару минут, поняли, что я не представляю для них опасности. Нет, я даже не думала, на что подписываюсь, идя в школу. Ну что, хватит, наработалась? Может, взять и уйти? Что, мне сейчас рассказывать им про правила пунктуации в простом предложении? Про вводные слова? Про междометия? Приводить примеры из русской литературы? Из Тургенева, Пушкина, Толстого? Зачем им это? Никто из них ничего и никогда писать не будет – такого, где важен порядок слов, где одна запятая меняет смыслы… Фамилии эти для них – как чучела на огороде. Воро´н отпугивать. Не читали они ни строчки ни Тургенева, ни Пушкина, ни Толстого, ни Чехова… Я остановила саму себя. В классе сидит – я быстро посчитала на глазок – семнадцать человек. Почему я по одной глупой девочке решила, что никому не нужна русская грамотная речь, пунктуация, Толстой с Чеховым? Да и девочка, в конце концов, знает, кто такой Набоков.

      – А что ты из Набокова хочешь почитать и обсудить в классе? – спросила я, уже зная, что делаю очередную ошибку.

      – «Лоли-и-иту»… – жеманно ответила девочка и посмотрела на высокого, довольно красивого мальчика.

      – Давайте обсудим, если кому-то еще это интересно, только на литературе.

      – Это интересно Семеновой, потому что она встречается только со взрослыми мужчинами, – проговорила крупная девушка с открытым, спокойным лицом и копной рыжих волос, стянутых сзади у шеи резинкой.

      – Ну не с женщинами же! – тут же встрял кто-то сбоку.

      Класс засмеялся. Странно. Я воспринимаю как норму то, что было у меня. А я ни о чем таком даже не слышала в пятнадцать лет. Хотя об однополой любви знали древние греки. Любили мальчиков. Знало это и мрачное христианское средневековье. Знало, прятало, мучилось грехами неизбывными… У нас же – у моего поколения – всего этого как будто и не было. Как будто? Или не было на самом деле? Думаю, что моим родителям и дедушкам-бабушкам было просто не до того. Извращения возникают от сытости, от пресыщенности, от слишком хорошей жизни. От пустоты абсолютного благополучия, которое дается просто так (монастырские грехи оставим за скобкой).

      – Я хотела бы проверить уровень вашей грамотности на небольшом диктанте.

      Я стала диктовать отрывок из Горького, краем глаза отмечая, что несколько мальчиков вообще не прикоснулись к ручкам.

      – Вы не будете писать диктант? – спросила я их.

      – Тамарин, – вместо ответа представился один из них, на вид симпатичный и нормальный мальчик. – Я писать не умею.

      Я внимательно посмотрела на мальчика.

      – Я