Ружья и голод. Книга первая. Храмовник. Валерий Валерьевич Орловский

и старая, она в мгновение вспыхнула.

      Наступила долгая тишина. Превосходительство вернулся в свой стул. Он смотрел на руки, которыми только что совершил возмездие, но думал, казалось, о чем-то своем – далеком и известном только его душе. На лице Калавия читалось умиротворение. Он с удовольствием наблюдал, как пламя пожирало, корежило страницы древней книги, превращая ее в хрупкие почерневшие останки. Белфард наблюдал за ними двумя и думал, что он находится в цирке с сумасшедшими клоунами, где один старик театрально сжигает книги, а второй восхищенно на это смотрит и аплодирует.

      Наконец Белфард решился заговорить. Ему было важно сказать то, что он сейчас хочет сказать. Сердца Белфарда бешено колотилось.

      – Еще кое-что, Превосходительство.

      Белфард гонял в голове эту мысль с той самой минуты, как узнал, что скоро ему придется покинуть Обитель.

      – Я хочу увидеть Виви…

      Глава 6. Виви

      Август проливал свои серые слезы уже три дня. Мокрая от дождя трава чавкала под кованными подошвами сапог. Белфард шел мимо псарни в сторону конюшен. Там должны были ждать его спутники.

      Собаки, как обычно, злобно рвались из своих клеток и надрывно лаяли. Они никогда не любили Белфарда. Эта нелюбовь была взаимна. Больше всего его ненавидела огромная сука по кличке Генриетта – помесь лайки и овчарки. В отличие от остальной свары, она провожала Белфарда молча, застыв в готовности стремительного прыжка, не сводя с него хищных бледно-голубых глаз.

      В конюшне пахло свежим сеном и навозом. Этот запах умиротворял Белфарда. Здесь он проводил время, когда хотел успокоится и привести в порядок свои мысли. Белфард любил лошадей. И они отвечали ему взаимностью. Обычно, слыша лязг доспехов, лошади начинали беспокойно ржать. Но запах Белфарда был им знаком и они, на секунду вскинув голову, продолжили жевать из яслей овес.

      Он прошел вдоль загонов и отворил ворота последнего. Рыжая кобыла подняла на него свои глубокие карие глаза. Она радостно пофыркала и подставила Белфарду свою морду. Белфард поводил ладонью по жесткой щетине.

      – Привет, Золотце, – ласково произнес он. – Если у меня и есть еще на свете вторая любовь, то это несомненно ты.

      Золотце подергала головой и опустила голову. Белфард взял щетку и начал чистить конскую гриву. На душе было противно, словно эта слякоть во внутреннем дворе проникала в самое сердце.

      «Зачем я уговорил Превосходительство встретиться с ней. Последнему глотку воды я бы сейчас предпочел изнурительную жажду».

      Свод четко определял отношения храмовников и женщин, что посещали их в период Страстности. Храмовник мог иметь женой только ту девушку, что смогла зачать ребенка. Если же этого не происходило, то ученик отрекался от связей с женщинами и давал обет безбрачия. Участь девушки, что разделила ложе с будущим храмовником, была похожей. Она навсегда определялась в монахини, так как в ее сосуд уже было совершено вторжение. В Страстность мужчины возлегали