Словарь любовника. Дэвид Левитан

чего? – спрашиваешь ты.

      – Глупышка, мы же не голые, – поясняю я.

      Теперь твоя очередь смеяться.

      – Да я не о том. Впрочем, разве ты не чувствуешь себя так, словно с тебя сняли всю одежду?

      Ты замолкаешь и жестом предлагаешь мне прислушаться к окружающему пространству. До нас доносятся звуки ночного леса, шелестящий воздух касается наших лиц. Вино играет моими мыслями. Небо – такое близкое. И ты смотришь требовательно: мне обязательно нужно все это услышать, почувствовать.

      Мы обнажены перед миром, открыты ему. И мир – обнаженный – открывается нам.

* * *

      aloof, adj.

      отчужденный, нареч.

      Я всегда так делаю. Еще со школы люблю задавать этот вопрос:

      – О чем ты сейчас думаешь?

      Это всегда – от отчаяния. Я знаю, что все равно мне никто честно не ответит, что все пойдет не так. И все-таки я продолжаю надеяться: а вдруг сработает?

* * *

      anachronism, n.

      анахронизм, сущ.

      – Пойду договорюсь насчет лошади с повозкой, – скажешь ты.

      А я отвечу:

      – Подожди. Я думал, мы катер на воздушной подушке закажем.

* * *

      anthem, n.

      гимн, сущ.

      Наше шестое (может быть, седьмое) свидание. Я готовлю ужин, а ты вызываешься разобраться с посудой. Ты не даешь мне даже помочь тебе вытереть тарелки. А потом ты садишься рядом со мной и кладешь ноги мне на колени. От тебя слегка пахнет кухней – стряпней и моющим средством. Я наливаю тебе второй бокал «нашего» дешевого вина. Ты тяжело вздыхаешь: ощущение такое, словно мы только что дали банкет на тысячу персон, а про обслуживающий персонал забыли и за всех официантов и судомоек отдуваться пришлось тебе одному.

      Мы молчим. Мне становится не по себе: неужели это все? Мы так недавно знакомы, что я все еще пугаюсь каждой паузы в разговоре. А вдруг это первый знак того, что нам вскоре нечего будет сказать друг другу? Мне все еще хочется производить на тебя впечатление, хочется впечатляться тобой, чтобы потом делиться своей впечатленностью с друзьями и подругами: вот, мол, как у меня все… Я еще не верю, что это происходит со мной на самом деле.

      – Если бы тебе пришлось стать целой страной, – ни с того ни с сего говорю я, – какой у тебя был бы гимн?

      Я жду в ответ какой-нибудь известной, уже существующей песни, например «What a Wonderful World» или «Que será será», наконец, какого-то прикола, попытки отшутиться. Не удивила бы меня песенка вроде «Hey Ya!» («Эх, встряхнуть бы всю мою страну, потрясти ею, как сырым поляроидным отпечатком»).

      Твой ответ застает меня врасплох:

      – Это, наверное, был бы блюз.

      А затем запрокидываешь голову и, прикрыв глаза, начинаешь мурлыкать какой-то блюзовый рифф:

      О-о-о, да… О-о-о, да…

      Работа меня достала

      О-о-о, да… О-о-о, да…

      Но ведь надо платить ипотеку

      О-о-о, да… О-о-о, да…

      Мама с папой меня никогда не любили

      О-о-о, да… О-о-о, да…

      Все чувства во мне давно уже сдохли

      О-о-о, да… О-о-о, да…

      Зато