Грани русского символизма: В. Соловьев и Ф. Сологуб. В. А. Мескин

целей, отталкивал воинствующий атеизм марксизма. Особенно мыслителя пугал, и, как показала ближайшая история, не без основания, марксистский принцип коллективной (классовой) вины и ответственности, позволяющий человеку свободнее относиться к ответственности личной. Принцип, воспринятый как индульгенция многими палачами-исполнителями. В.Соловьев выступает против отождествления социализма и христианства, за много лет до "богостроительства" отвергает идею их союза. "Социализм, – писал философ, – иногда изъявляет притязание осуществлять христианскую мораль. По этому поводу кто-то произнес известную остроту, что между христианством и социализмом в этом отношении только та маленькая разница, что христианство требует отдавать свое, а социализм требует брать чужое"[157]. Как гражданина В.Соловьева привлекали партии и движения, защищавшие идеалы свободы, прежде всего свободы духовные, по его мнению, фундаментальные, а затем уже другие, политические, экономические.

      Он имел свою благодарную аудиторию, но относительно небольшую. В многомиллионной империи голос В.Соловьева-публициста был услышан, думается, не большим количеством людей, чем голос В.Соловьева-философа. Впрочем, это деление очень условно, критерий соответствия – несоответствия делу, цели всеединства для этого автора был определяющим при освещении любого вопроса, любой темы. Интеллектуальная Россия проявляла к нему любопытство, но это в лучшем случае. Отрицательных отзывов, рецензий В.Соловьев имел всегда больше, чем положительных[158]. Даже принимавшие мыслителя современники относились к его аналитическим выводам и мистическим прозрениям избирательно: одним соловьевским идеям, связанным с ходом мирового процесса, уделялось больше внимания, другим, затрагивавшим эсхатологию, внимания уделялось меньше. Очевидно, в какой-то мере избирательность объясняется неравномерным освещением этой проблематики самим автором, причем как в понятиях, так и в образах. Известно, соловьевский миф об Антихристе, в котором автор предсказывал грядущее – торжество материализма, царство человекобога, большое кровопролитие – и который читается сейчас как еще одно, задолго до сборника "Вехи", не услышанное предостережение, вызвал недоумение, скуку до падения со стула и даже смех. Многим слушателям-современникам, критикам было трудно уложить этот миф как в параметры теории прогресса, так и в параметры философии всеединства. Однако внимание к мировому злу, обману, к концу мировой истории, к эсхатологии – все это не вдруг возникло у философа и художника слова.

      Широкая эрудиция обеспечила В.Соловьева работой и в опальные 1890-е годы: он занимается вопросами эстетики, литературно-критической деятельностью. Именно тогда им были написаны его основные статьи о сущности и значении художественного творчества: "Общий смысл искусства" (1890), "Красота в природе" (1899). Соловьевская эстетика самым естественным образом вытекает из его идеи всеединства или связана с ней. Каждое творчество, но прежде всего художественное творчество, есть

157

Соловьев В. Чтения о Богочеловечестве // Соловьев B.C. Соч. в 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 10-11.

158

Об "осадном" положении В.Соловьева говорит такой, например, факт. На одну из его публичных лекций, прочитанную 19 октября 1891 года, только в газете "Московские ведомости" вышло около сотни отрицательных отзывов (Примечания // Соловьев B.C. Соч. в 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 689).