Самобытный феномен русской средневековой философии. О. В. Козлова

процесса опредмечивания, с одной стороны, в качестве своего субъективно распредмечиваемого знания о мире (истины), с другой — в качестве самого критерия истины. И если в естественнонаучной сфере познания и точных науках человек как субъект познания более способен объективироваться от собственных ощущений (и то не всегда), то при познании социально-антропологической сферы мироздания сделать это куда сложнее, если вообще такое возможно.

      Мы еще раз оговариваем тот факт, что и для экзистенциально ориентированной истины (субъективной и личностной преимущественно) присущ аспект рациональности, ибо каким бы чувственно-личностным ни было самопереживание мира и себя самого в нем, оно содержит и рациональную составляющую.

      Почему так трудно людям найти взаимопонимание на экзистенциальном, тем более экзистенциально-нравственном переживании бытия? Дело в том, что, на наш взгляд, мыслителю (может быть, за исключением художественного способа вербализации) чаще всего не удается (или удается далеко не сразу), вербализовать определяющее данный вид познания бытия мироощущение. Но и при более удачных формах его передачи с помощью логических (рациональных) средств нет гарантии принятия его другим субъектом, ибо понять — не значит принять понятую точку зрения. Поэтому в мире экзистенции человек так часто одинок или таковым себя ощущает.

      Однако самобытийной особенностью русского философского (и прежде всего философско-религиозного) мышления является постоянное не столько стремление вырваться за рамки одиночной экзистенции (ибо русское мышление считает себя, на наш взгляд, принципиально соборным), сколько убеждение людей через собственный чувственный опыт в причастности каждого к вечному универсуму. Отечественному философскому видению мира характерен философский идеализм (материалистические сомнения, идеи, миропонимание формируются в XVIII–XIX вв.), но опять-таки довольно оригинальный, особенный. С одной стороны, он включает веру в реальное существование трансцендентного мира, с другой — опыт чувственного переживания (и своего, и рассказчика, и художника, и святого), с третьей — дочувственное, доопытное знание, а также конгломеративный результат этого соединения — религиозное мировоззрение.

      На основании этого автор работы, с одной стороны, приходит к пониманию отечественной мысли как философского идеализма, с другой — утверждает нравственно-экзистенциальный характер ее гносеологических поисков, т.е. направленность познания на социальное, земное, преходящее творение Бога. Казалось бы, последнее с неизбежностью должно выйти к материальным, экономическим проблемам (что имело место) и в конечном счете — к материализму. Дело в том, что социальные проблемы всегда решались у наших мыслителей средневековья через попытку их трансцендентального понимания. Мыслитель стремится прорваться к непостижимо-сокровенному, разрушив границы намеченного бытия, вырваться в трансцендентальное, которое трудно объяснить чисто