White Nights and Other Stories. Fyodor Dostoyevsky

енто он припозднилси сёдня?

      На следующее утро, не успев выйти со двора, Маша встретила у своей калитки Степаниду.

      – Ну-ну? – Стешка потирала руки.

      – И тебе здрасте, – Манька закрыла калитку.

      – Чаво молчишь-то? – не могла устоять на месте Степанида, переминаясь с ноги на ногу. – Ну, доклада́й…

      – Шо? Шо тебе доклада́ть, дура ты шо ни на есть… – улыбнулась Мария и вышла на дорогу.

      Стешка вприпрыжку догнала её и дёрнула за рукав.

      – Чаво скрытничаешь? Усё равно усе узнають, када пузо на нос поле́зить.

      – Чьё пузо? – Маша шла по дороге, улыбаясь сама себе.

      – Чаво лыбиси-то? Пузо Нюськи твоей, – чётко ответила Стешка.

      – Ну-ну. А Нюськи ли? – Маня загадочно посмотрела на соседку и улыбнулась ещё шире.

      – Не по́няла, – Степанида округлила глаза и громко произнесла. – Не, ну вы посмотрите, люди добрые, у неё девка по́рченая, а она исчо и скалитси.

      – Думай, шо брешешь! – не выдержала Маша. – Орёшь исчо на усю округу, шоб девку мою опозорить? Ты лучше прикрой своё поддувало и сляди за своей!

      – Ой ли! – соседка остановилась и поставила руки на бока. – Раз уж на замужество позарилась, значится, брюхатая! Где енто видано, шоб в шестнадцать годков…

      – А в пятнадцать? – Мария перебила орущую собеседницу и прищурилась.

      – В пятнадцать? Да судить надобно! Да ежели бы моя Глашенька…

      – А вот теперича поди и спроси у своей честной Глашеньки! Где ж енто видано? Она, значится, мою Нюську поно́сить, а о своем грехе молчком?

      – Шо? – Стешка растерялась.

      – Иди, говорю, и спроси, неча до моей Нюськи доколу́пываться!

      – Ты мою Глашку со своей распутной девкой не путай! Она у меня гордая и умная! А ты будешь внука нянкать, а Нюська твоя бестыжая нико́му ненужная будеть! Ушёл Сашка в армейку, дык оттудова привезёть себе жёнку!

      – Ох, и глупая же ты, Стешка, – Мария не стала больше слушать злую соседку и пошла на работу.

      ***

      Нюся с раннего утра уже вовсю хлопотала на ферме. Почистила своих коров скребком, напоила, положила поло́вы в кормушку. Пришло время доить. Поставив маленькую табуретку у задних ног жующей коровы, тихонечко запела песню. Так она успокаивала своих подопечных.

      – Нюська! – услышала крик с другого конца фермы. – Нюська, бяги сюды!

      Девушку позвала одна из доярок. Грищенко отставила ведро и побежала на зов. Она увидела, как женщины поднимают Глашку и сажают её на табуретку. Было заметно по лицу, что Трофимовой плохо – она вся побледнела.

      – Нюсь, вы рядом живёте? Отведи её домой, – попросила одна из женщин.

      Грищенко повела соседку домой.

      – К врачу тебе надобно, – прошептала Нюся.

      Медленно шли девушки до дому, переговариваясь о чём-то.

      – Глашка! – это бежала Стеша, узнав, что её дочери стало плохо на ферме.

      – Мать твоя, – обернулась Нюся. – Тебе надобно с ней усё обговорить.

      Степанида догнала девушек и с испуганным