Мистер Гвин. Алессандро Барикко

именно его гложет, и в какой-то момент явственно вообразил себе, как пожилая дама выуживает из сумки книжечку, старую записную книжку, к которой прилипли крошки, возможно от печенья, листает ее в поисках фразы, которую записала, а когда находит, подносит страничку к глазам, очень близко, и читает вслух:

      – Окончательные решения всегда принимаются в том состоянии духа, которому не суждено продлиться.

      – Кто это сказал?

      – Марсель Пруст. Этот никогда не ошибается.

      И она закрыла книжку.

      Джаспер Гвин терпеть не мог Пруста, по причинам, в которые не хотел углубляться, но эту фразу отметил несколько лет назад, в уверенности, что рано или поздно она пригодится. В устах пожилой дамы она прозвучала безукоризненно.

      – Что же я должен делать? – спросил он.

      – Переписывать, черт побери! – ответила дама в непромокаемой косынке.

      – Я не уверен, что понимаю, в чем тут смысл.

      – Поймете. Время придет, и поймете.

      – Честное слово?

      – Честное слово.

      В последний день, сделав электрокардиограмму с нагрузкой, Джаспер Гвин подошел к регистратуре и спросил, не видел ли кто-нибудь довольно пожилую даму, которая часто приходила сюда передохнуть.

      Девушка за стеклом смерила его взглядом, прежде чем ответить.

      – Она отошла. – Употребила именно этот глагол. – Несколько месяцев назад, – добавила она.

      Джаспер Гвин в растерянности не сводил с девушки глаз.

      – Вы знали ее? – спросила та.

      – Да, мы были знакомы.

      Он невольно обернулся посмотреть, не лежит ли до сих пор на полу зонтик.

      – Но она ничего мне не сказала.

      Девушка не стала больше задавать вопросы, наверное, решила вернуться к работе.

      – Может быть, сама не знала… – проговорил Джаспер Гвин.

      Когда вышел на улицу, внезапно решил вновь проделать путь, который прошел с пожилой дамой в тот день, под дождем: это было все, что ему оставалось.

      Может, он свернул не туда, а может, был вообще рассеян в тот день, но очутился вдруг на совершенно незнакомой улице, и повторился снова один только дождь, внезапно поливший как из ведра. Поискал кафе, где можно укрыться, но ничего такого на этой улице не было. Наконец, пытаясь вернуться в амбулаторию, наткнулся на выставочный зал. В подобные места его было не заманить, но в этот раз назойливый дождь склонял к тому, чтобы поискать убежище, и, поражаясь самому себе, Джаспер Гвин бросил взгляд в окно. Пол был паркетный, зал казался громадным, хорошо освещенным. Тогда Джаспер Гвин перевел взгляд на картину, выставленную за стек лом. То был портрет.

      12

      Картины были большие, все между собою сходные, будто одно и то же устремление повторялось до бесконечности. Всюду изображалась человеческая фигура, нагая, и вокруг почти ничего, пустая комната, коридор. Люди не особо красивые, тела – обычные. Они просто были – но необычной казалась