Ричард Длинные Руки – принц-регент. Гай Юлий Орловский

смотрят только строгие лики святых.

      Правда, в самом дальнем конце прямоугольного зала стена отдана под деревянные скульптуры. Я сконцентрировал зрение и рассмотрел мощно и красиво вырезанные фигуры как святых, так и противников: вот смерть с косой в костлявой руке скелета, у нее королевская корона на голове, оскаленные зубы, ниспадающий с плеч плащ, скрепленный на груди золотой пряжкой с большим рубином, – как же у нас у всех вкусы схожи.

      Святая Дева с младенцем в руках, похожим на уменьшенную копию взрослого человека, ну да, еще не научились искусству пропорций, три коленопреклоненных мужика… судя по ослику рядом, волхвы, что пришли в конюшню поклониться Иисусу.

      А вот еще зубчатая стена, с которой бородатые люди сбрасывают камни на огромного змея, что ползет себе мимо, только поглядывает наверх с обидой…

      Правила этикета придуманы монахами, это я знал раньше, а сейчас убедился, когда смирно прошел к столу строго вовремя, как и предписано уставом. Иначе, дескать, пренебрегу молитвой, читаемой перед вкушением, а это не просто нарушение этикета, но даже этики.

      С вымытыми под присмотром других монахов руками я встал перед указанным мне за столом местом и в молчании ждал аббата. Аббат, очень-очень древний старик, невысокий и с неприметным лицом, явился буквально через минуту после того, как вошли гурьбой последние из монахов, помолчал мгновение и начал дряблым скрипучим голосом читать De verbo Dei.

      Я стоял молча, неподвижно, не глядя по сторонам и не дотрагиваясь до салфетки. Все тоже стоят молча, неподвижно, глядя перед собой. Жизнь в узком кругу диктует строгое соблюдений правил, дабы не было трений, к тому же строгий устав ордена порождает постоянный контроль над собой, как ради себя, так и ради остальных. Так что да, монастыри со временем уйдут, а их правила этикета останутся уже для общества, сперва аристократического, потом разделятся на деловой, дипломатический, светский и всякие прочие.

      Когда аббат закончил «О Слове Божьем», монахи начали тихо и степенно опускаться на лавки. Я напомнил себе, что хотя жрать уже хочется, но нельзя до подачи первого блюда есть хлеб, хотя он только что испечен и источает одуряющие ароматы. Лучшие пекарни, естественно, в монастырях, как и лучшие пекари и булочники.

      Когда приступили к трапезе, я обратил внимание, что никто не заглядывает к соседу в тарелку, не оглядывается по сторонам, не беседует с друзьями, а молча и с достоинством вкушает, глядя только в свою тарелку. Даже самым галантным из рыцарей далеко еще до настоящего этикета, пока он только в монастырях, а выйдет не так уж и скоро. И то по частям.

      Иногда кто-то из монахов подавал знак, что у соседа опустела тарелка, а когда тому подавали недостающее, благодарил кивком, в то время как тот, кому наполнили тарелку, скромно помалкивает, ибо заботиться надлежит о других, а не о себе.

      Все происходит в полном молчании, нельзя даже грызть орехи, а только вскрывать их ножом или давить специальными щипцами.

      Те из монахов, кому выпала честь прислуживать за столом, подали на первое кашу, на второе овощи и зелень: салат-латук,