Подкидыш. Маргарита Зирен

же сети, он понял, что на белом свете

      Есть ценности и подороже.

      ЧАСТЬ I

      I

      Царила скорбь в опочивальне. И челядь

      Молча, словно тень, вокруг больного суетилась. Ведь

      Был старик уже на грани нежданной смерти пятый день, болезни

      Чувствуя не милость в своей измученной груди. Но вдруг все слуги вышли Вон, хозяйский выполнив указ. Когда б с торгового пути он был гонцами Возвращён. И в тот прощальный уже час, как горевал у хладных ног Вернейший друг, душою близкий! Коль он сквозь слёзы видеть

      Мог от прошлой славы лишь огрызки. Былая мощь ушла из

      Плоти, но хоть и был смертельно болен благодаря своей

      Природе, за жизнь боролся ещё воин, с тоской глядел

      Он на портрет юнца – кудрявого красавца. О ком

      Молчал он много лет, раз сын позором

      Был для старца.

      Присесть он мужу указал и тихим

      Голосом сказал:«Прошу тебя не отказать мне

      В просьбе дерзкой, милый друг. Виденье мучает опять.

      Всё представляется: сынок средь горя мечется и мук. Прошу

      Мне душу успокоить, что не терзает его рок. Но где причал его?

      Не знаю. И неважно, сколько стоить будут розыски, Калан. С тяжёлым Сердцем отправляю и во враждебный может стан, последний жертвуя

      Покой. Людей надёжных собери и снаряди корабль мой. На честь

      Твою надеюсь я. Письмо наследнику вручи, коль носит бедного

      Земля. О, если жив бродяга милый!? Успеть бы встретится

      Мне с ним. Я стар, совсем уж стал я хилый,

      А скоро стану не живым».

      Калан

      –Отец вы мне хоть и не кровный!

      Благодетель Вы мой скромный, который жизнь вторую

      Дал. Пожелав дитя оставить, когда б избавился родитель. Но Ваш

      Подкидыш возмужал. Готов плечо теперь подставить,

      Чтоб опереться мог учитель.

      барон

      –Лежал, пищал комок на стуже.

      Какой ты слабенький был, тощий. И кто б

      Дитя узнал бы в муже? О, как налились силой мощи!

      Оставил сын тогда меня, и онемела сердца зона. Когда ж тебя

      Увидел я? Вселился в душу ты барона. Уж двадцать лет прошло с тех

      Пор, но о другом сказать хочу. Послушай исповедь укор, быть может совесть Облегчу. Уж скоро смертная пора меня изгонит со двора, но умирать

      Не смею с долгом. Прощенье буду я просить у тех, кого

      В величье гордом пытался силою смирить.

      И продолжал, прикрыв

      Рукой глаза с непрошенной слезой:

      «Достоин я на гробе танца за гнёт рождённый

      Моей злостью. Ведь я не дал сынку и шанса, когда б сосватал

      Ему гостью. Хоть и полна была презрений из рода графского гордячка,

      Не принимал я возражений. Видать с душой стряслась болячка, коль мне Родниться захотелось. Ох, Жерар, прости зануду за моральную не зрелость! И явиться надо ж чуду! Сын влюбился в «голытьбу» и пожелал на ней Жениться. Но я, не внял его мольбу. И заперт был он словно птица

      В башне с окнами в решётках. Вот что сделал я, Калан. А сам

      Был в свадебных заботах, когда б созрел побега план.

      Вот так сынка я и обидел, и больше

      Я его не видел.»

      Калан

      –Мне история известна. Но зачем, мой господин,

      О себе сказал не лестно? Уступить-то должен сын.

      барон

      –Да, если б вспомнил я себя,

      Каким я был, девиц любя, я с сыном был бы

      Подобрее. Да если б мне сказал отец: «Женись на «жабе»

      Иль на «змее», веди «медузу» под венец.» Пожалуй, я сбежал бы

      Тоже. И сын в меня, на то похоже. Я ждал его все эти годы,

      Чтоб примирился он со мной. Но, может, он не знал

      Свободы? Сидит, быть может, «голубь» мой

      В цепях, сковавших ему грудь.

      Калан

      –Я отправляюсь спешно в путь, который полон пока тайн.

      Но Вам… покой дарю ночей. Клянусь, найду его, хозяин!

      Коль от замков лихих особ имею массу я ключей.

      Он указал себе на лоб, затем

      Он нежно руку взял и, прикоснувшись к ней

      Губами, мошну тяжёлую поднял и вышел в ночь, загруженный

      Делами. Теперь с надеждой только ждать осталось старому

      Барону. Он знал, кого он посылал. О, если принято

      Давать за ум и силу было бы корону,

      Калан бы ею обладал.

      II

      Он изворочился в постели,

      Хоть