Укротитель Медузы горгоны. Дарья Донцова

же велел и Альберт Вознесенский, в труппе которого я имела честь служить искусству, играла Катарину в «Укрощении строптивой».

      – Я никогда не скрывал, что подрабатывал извозом, – фыркнул Григорий Семенович. – И я, кстати, имею диплом театрального училища. Но, Роза, дорогая, Бирман и Яншин скончались в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году, а Тарасова ушла из жизни на три года раньше. Как же ты, если тебе намедни исполнилось тридцать пять, могла сидеть у них на семинарах?

      Теперь Софья Борисовна закатила глаза.

      – Господа, хватит! Подумайте, какое впечатление вы производите на Егора Михайловича!

      – Степанида обвинила меня во лжи! – закричала Света.

      – Нет, я имела в виду совсем иное. Если вы не брали в буфете кофе, то кто его принес? Вам стало плохо вскоре после того, как вы его выпили. Вдруг в него подсыпали снотворное? Или какое-либо другое лекарство?

      – Зачем? – растерялась Мускатова.

      – Понятия не имею, – пожала я плечами. – Например, кто-то хотел, чтобы вы заснули.

      – Бред! – решительно отрезала Розалия. – Кому Мускатова нужна?

      – Где пустая чашка? – наконец-то подал голос полицейский.

      – Наверное, все еще там, в моей гримерке, – ответила Света. – Я ее не уносила, а наша новая уборщица фантастическая лентяйка.

      – Нормальная женщина, – неожиданно встала на защиту труженицы метлы и тряпки Розалия Марковна, – кстати, моя фанатка.

      – Пойду поищу чашку… – сказала Оля и вышла из кабинета.

      – А где Иван Сергеевич? – запоздало удивилась Глаголева. – Почему его нет?

      – Клюев поехал к дантисту, ему срочно надо рот в порядок привести, – зачастила Софья Борисовна.

      – До сих пор ты за него грудью встаешь, – неодобрительно заметил Григорий Семенович. – Даже несмотря на то, что Ванька тебя бросил и на молоденькой женился.

      – После развода можно и нужно оставаться друзьями, – возразила Иратова.

      – Чашки нет, – сообщила костюмерша, появившись на пороге.

      Розалия Марковна всплеснула руками.

      – Куда же она делась? Хотя… Может, никакого кофе и не было вовсе?

      – На что ты намекаешь? – нахмурилась Светлана.

      – Ну… может, капучино тебе приснился, – сладко пропела Глаголева.

      Глаза Мускатовой превратились в щелки, нос заострился, губы сжались. Я сообразила, что сейчас разразится скандал, и подняла руку.

      – Есть еще один вопрос!

      – Надеюсь, последний, – буркнул Егор.

      – Да, – пообещала я. – Светлана жива…

      – Девочка, не глупи, – перебил меня Ершов, – в твоем вопросе нет смысла.

      – Так я еще не задала его, – смиренно продолжала я. – Если Мускатова с нами, то кто погиб в гримвагене?

      Присутствующие уставились на меня, затем одновременно повернули головы в сторону Бочкина.

      – Ой, я еще одного не понимаю! – воскликнула я. – Почему все решили, что сгорела именно Света?

      Полицейский с шумом выдохнул и хмуро глянул на Софью Борисовну.

      – Это