Дом у озера Мистик. Кристин Ханна

Шестилетнему ребенку давно пора было спать, но Нику не хватило духу сразу отправить девочку в постель. Иззи села, скрестив ноги, перед холодным камином. Это было ее любимое место в доме, так было в прежние времена, когда в камине всегда потрескивал огонь, и волны тепла согревали ей спину. Она держала в одной руке тряпичную куклу мисс Джемми – самый большой предмет, который она могла удержать с тех пор, как начала «исчезать». Молчание в комнате подавляло и пропитывало все, как пыль, лежавшая на мебели. У Ника просто сердце рвалось на части, он чувствовал себя совершенно беспомощным. Он все пытался завести разговор с дочерью, но все его усилия падали в черный колодец молчания Иззи.

      – Иззи, милая, мне жаль, что так получилось в школе, – неловко сказал он.

      Она подняла голову, ее карие глаза были болезненно сухими и казались слишком большими для ее детского молочно-бледного личика.

      Неправильные слова, он сразу это понял. Он не просто сожалел о том, что случилось в школе. Он сожалел обо всем: о смерти, о жизни, обо всех этих годах отдаления и разочарования, которые и привели их к нынешнему жалкому положению. А больше всего он сожалел о том, что он такой неудачник и не имеет ни малейшего понятия, куда двигаться дальше.

      Ник подошел к окну. На черной поверхности озера Мистик мерцала лунная дорожка, в свете тусклой лампочки на веранде на пол падала тень от двух кресел-качалок, в которые никто не садился уже несколько месяцев. С крыши стекала серебристыми струями дождевая вода и с громким звуком падала на деревянные ступени.

      Он знал, что Иззи настороженно наблюдает за ним, ждет и беспокоится о том, что он сделает дальше. К сожалению, Ник знал, каково это: ждать, затаив дыхание, и гадать, что будет делать родитель. Он знал, как от этого внутри все сворачивается в тугой узел и едва можно дышать – не хватает воздуха.

      Ник закрыл глаза. Воспоминание пришло само по себе, вписавшись в симфонию дождя. Мелкая барабанная дробь дождевых капель и струнный перебор струек, стекающих с крыши, напомнили ему другой день, когда такой же дождь барабанил по ржавому капоту старой «импалы» его матери.

      Ему тогда было пятнадцать, он был тихим мальчиком с избытком тайн, он стоял на углу улицы и ждал, когда мать придет за ним. Мимо него смеющейся и говорящей сороконожкой в джинсах и футболках с психоделическими рисунками проходили другие ребята со школьными рюкзаками. Ник с завистью смотрел, как они садятся в желтые школьные автобусы, выстроившиеся вдоль тротуара. Наконец все автобусы уехали, развозя школьников по районам, которых Ник никогда не видел, и в школьном дворе стало тихо. Серое небо плакало. По улицам в веерах брызг проносились автомобили, никто из водителей не обращал внимания на худого черноволосого парня в потертых, рваных джинсах и белой футболке. Ему было пронзительно зябко, это он запомнил лучше всего. У них не было денег на зимнюю одежду, и он покрылся гусиной кожей, а руки у него дрожали от холода.

      «Мама, ну скорее!» Он снова и снова повторял эти слова, как молитву, но без особой надежды. Он терпеть