Сотрудник ЧК. Александр Александрович Лукин

уже все наперед знают. И каюк: гибнут люди! Вот ведь как…

      Он потянулся через стол, крепко взял Лешку за плечо:

      — Ты вдумайся, какое это важное дело! Немцы к нам разведку засылают, а мы им впоперек свою, чтобы их планы поломать. Я почему тебя выбрал да вот его? Вы хлопцы молодые, на вас никто внимания не обращает. А это-то как раз и нужно. Парень ты грамотный, умом бог не обидел, здесь ты сейчас больше пользы принесешь, чем на передовой. Всему нашему делу поможешь. Понял, Алексей, говори! — Он потряс Лешку за плечо.

      — Понял, — сказал Лешка, — согласен…

      — Дело это опасное, — продолжал Силин. — Шпионы — народ отчаянный, возможно, драться придется. Чтобы их уловить, смелость нужна, и тут тоже надо иметь, — он показал на голову. — Ясно тебе?

      И, видя по глазам парня, что тот понял, поверил, отпустил его плечо, выпрямился и заговорил по-деловому:

      — Я сейчас в больницу Тропиных пойду, повидать надо тех двух, что спаслись, после на передовую. Вы вертайте назад, в штаб… Только, хлопцы, язык за зубами и чтобы незаметно было, как и что! — Он встал.

      Пантюшка, который уже давно порывался что-то сказать, остановил его:

      — Товарищ Силин, у меня есть одно подозрение насчет шпионов, нынче в штабе увидел…

      — Быстро, — усмехнулся Силин. — Не успел прийти, а уже шпиона разглядел. Ну, кого же ты увидел?

      Пантюшка покраснел.

      — Вы не смейтесь, я правду говорю. Женщина у вас там сидит, белобрысая такая…

      — Машинистка, что ли?

      — Во-во. Так я ее знаю: это фон Гревенец, баронесса.

      — Кто-о?

      — Фон Гревенец, говорю, губернаторская дочка!

      — Ты что, очумел, парень?

      — Правда, товарищ Силин! Я ее давно знаю.

      Силин посмотрел на Лешку, точно спрашивая, не спятил ли его друг. Но тот растерянно глядел на Пантюшку.

      …Не так уж велик город Херсон, и Лешке, его шестнадцатилетнему старожилу, давно уже стало казаться, что он знает в лицо всех горожан. Вот почему, увидя в штабе желтоволосую женщину в темном платье, которая вначале тоже показалась ему знакомой, он не стал задумываться, где встречал ее. Мало ли где! Где-то в Херсоне.

      Слова Пантюшки дали неожиданный толчок памяти.

      Как-то — было это давно, когда Лешка учился еще в четвертом классе — совместный бал мужской и женской гимназий, устроенный «по случаю дня ангела возлюбленного монарха», посетил херсонский губернатор барон фон Гревенец. Вместе с ним приехало пять офицеров и молодая дама — сухопарая, с бледной нездоровой кожей и пухлыми губами. Волосы ее были пышно взбиты, на шее и на руках сияли драгоценности.

      Офицеры, снисходительно улыбаясь, танцевали с онемевшими от счастья и смущения гимназистками. Даму пригласил грозный инспектор городских училищ Левушкин. Они сделали несколько кругов по залу. На плечах дамы развевалась белая, из тончайшего газа, накидка. Голову она держала неподвижно, слегка откинув назад, точно рассматривала угри на упитанном