С Ермаком на Сибирь (сборник). Петр Краснов

и рваной одежд, и Федя догадался, скорее, почувствовал, что это шла по реке разбойничья казачья вольница.

      Его еще не увидали. Он взял Восяя за ошейник и втянул его, скрываясь в кустах.

      Лодка быстро приближалась, спускаясь вниз по течению. Нужный, за сердце хватающий и точно печальный в прохладе угасающего весеннего дня голос продолжал петь. Каждое слово было отчетливо слышно Феде.

      А на том, на стружке,

      На снаряженном, —

      четко выговаривал запевала, и хор ответил ему:

      Удалых гребцов

      Сорок два сидит.

      Песня влекла и тянула Федю. Вся тоска долгого одиночества в лесу поднялась в нем и залила его сердце страстным желанием соединиться и быть заодно с этими, из неведомой дали появившимися и в неведомую даль уплывающими людьми. И, будто приглашая Федю и представляясь ему, отчетливо и веско бросил запевал:

      Удалы те гребцы —

      Казаки стародавние, —

      и хор ответил, мягко замирая:

      Атаман у казаков

      Ермолай Тимофеевич…

      «Ермолай Тимофеевич», – думал Федя. Тот самый Ермак, о ком зимним вечером рассказывал Исаков и к кому с того рассказа непонятным образом тянуло Федю. – «Ермолай Тимофеевич здесь, на этом мимо плывущем струге. Не судьба ли это указывает мне, куда идти?.. Воры-казаки… Да ведь люди же».

      Уже почти напротив Феди была лодка. Усталые гребцы сушили весла, и, отдаваясь течению, ладья плыла тихо, приближаясь к Феде.

      Есаул у казаков

      Гаврила Лаврентьевич…

      Ясно стали видны богатые сабельные уборы на казаках. На корме грудой были навалены дорогие меха. Насыпаны вповалку, видно, поспешно выкинутые из деревянных ящиков.

      Еще не замер в воздух голос запевалы, как Федя вышел из своего укрытия, замахал шапкой и что было мочи крикнул:

      – Братцы!.. Родимые!.. Спасите!.. Христа ради!

      Хор не продолжил песни. Казак на кормовом весле спросил что-то у сидевшего под ним чернобородого худого казака, одетого богаче других, и лодка, описывая плавную дугу, направилась к берегу.

      XIX

      Собачья наука пригодилась

      Казаки выпрыгнули на берег и окружили Федю. Смущенный Восяй жался к Фединым ногам.

      Загорелые, черные, с растрепанными ветром бородами, молодые и старые, широкогрудые, сильные, они разглядывали без стеснения Федю, как какое-то заморское чудо.

      – Что за человек? – зычно крикнул один из казаков.

      – Я купец… Купеческий сын…

      Краснорожий молодец, совсем юноша с едва пробивающимися над пухлой черной губою светлыми усами бросил скороговоркой.

      – А ты чей молодец?.. – Торжковский купец. – А где был – в Москве по миру ходил!..

      – Га-га-га-га! – загрохотали буйным смехом казаки.

      – Ловко Меркулов уклеил… Купец! – рожа-то самая купецкая!.. Где раны получил?

      – Это меня в лесу, – смущенно сказал Федя. – Медведь задрал…

      – Охотник что ль? – спросил первый.

      – А саблю у кого украл? Гляньте,