Поджигатели. Ночь длинных ножей. Ник. Шпанов

главу немецкого дома Шрейберов.

      Тем временем его младший брат, не получив от Ванденгейма ответа на реплику о Курте, спросил:

      – Вы не думаете, Джон, что ваш личный разговор с Куртом принес бы пользу?

      – Не думаю.

      – Вы узнали бы из первых уст то, чего, в конце концов, не могут знать ваши эксперты.

      – Спросите и скажите мне.

      – Можно подумать – вы боитесь Курта, что ли?

      – Боюсь? – Ванденгейм пожал плечами. – Глупое слово, Генри.

      – Я не то хотел сказать.

      – А я всегда говорю только то, что хочу.

      – Видите ли, Джон, мне казалось, что вам нужно хоть раз поговорить друг с другом откровенно. Все-таки Курт – это Европа.

      – Не Европа, а Германия. Та самая Германия, которая уже слопала шесть миллиардов наших долларов и разевает пасть на новые. Я бы даже сузил понятие: не столько Германия, сколько Рур.

      – Но вы же сами знаете, Джон: не поставив его на ноги, мы потеряем и то, что дали!

      – Знаю!

      – Значит, мы должны помочь англичанам и французам – тем из них, кто правильно понимает положение вещей, – вытащить Германию из ямы, в которую она может скатиться.

      – Глупости!

      Шрейбер некоторое время удивленно смотрел на Ванденгейма.

      – Я вас не понимаю, Джон.

      – Чего вы ждете от Англии и Франции? У них дрожат руки, когда приходится давать немцам каждый новый цент, – тянут, оглядываются. Развал в Германии грозит черт знает чем. Там нужна твердая власть. Такая власть, которая обеспечит нам сохранность наших денег.

      – Как раз то, о чем и я говорю! – радостно воскликнул Шрейбер.

      – Видите ли, Генри, – медленно проговорил Ванденгейм, – именно сейчас вам нужно до конца понять: надежды на то, что европейцы будут в течение шестидесяти лет, как овцы, выплачивать нам военные долги, могут жить только в головах последних дураков. Европейцы, которые и сейчас уже полные банкроты?..

      – Идиотизм, – поспешно согласился банкир.

      Ванденгейм продолжал:

      – Нам гораздо выгоднее сделать гуманный жест и списать в убыток все военные займы, когда-либо предоставленные Штатами европейским правительствам, но зато обеспечить платежеспособность Европы по тем кредитам, которые предоставили ей мы… Мы! – повторил он внушительно. – Меллон, Морган, Дюпон, я… Я! Пусть эту кашу расхлебывает казначейство нового президента. Налогоплательщики еще немножко подтянут пояса: это им не впервой. Большой беды в этом не будет. Но частные долги Европы должны остаться частными долгами. Никому – ни президенту, ни конгрессу – мы не позволим хозяйничать в нашем кармане!

      – Говорят, будто Рузвельт приведет Моргентау. А этот умеет залезать в чужой карман.

      Ванденгейм сердито выпятил челюсть:

      – Руки коротки и у Моргентау.

      – Большие планы… большие планы, Джон! – взволнованным шепотом ответил Шрейбер. В его голове проносился вихрь многозначных чисел: денежный поток, протекающий через