Перстень Екатерины Великой. Наталья Александрова

на Канары и не останавливаются в пятизвездочных отелях.

      Налицо был языковой барьер: старуха переходила с французского языка на немецкий, водитель – с испанского на плохой английский, и они никак не могли договориться.

      – Мне нужны мои двадцать евро! – повторял водитель, наверное, десятый раз.

      – Да чтоб тебя… – выпалила старуха по-русски, – дубина стоеросовая! Чурбан безразмерный!

      – Вам помочь? – спросила ее Катя. – У вас какие-то проблемы?

      – Да какие проблемы! – отмахнулась старуха. – Этот чурбан стоеросовый не говорит ни на одном нормальном языке! – Тут она оживилась, повернулась к Кате: – Вы из России, деточка? Объясните этому туземцу, что я сейчас вернусь и принесу ему деньги! Понимаете, деточка, у меня куда-то пропал кошелек. Может быть, вытащили на базаре. А он не отпускает меня…

      – Леди, мне нужны мои двадцать евро! – снова повторил водитель.

      – Я ему заплачу. – Катя вытащила кошелек, протянула водителю деньги, тот разом успокоился, засиял и уехал.

      – Деточка, большое спасибо! – Старуха схватила Катю за руки, потрясла их, отпустила и исчезла в дверях отеля.

      – Мама, это была Баба-яга? – спросил Павлик, проводив старуху испуганным взглядом.

      – Нет, милый, это была просто пожилая женщина… чья-то бабушка…

      – Бабушка? – переспросил Павлик недоверчиво.

      Для него «бабушка» была строгой деловой женщиной, моложавой и подтянутой. Впрочем, видел он ее не очень часто.

      Катя с Павликом вернулись в свой номер, она переоделась, принарядила Павлика, и они отправились ужинать.

      В дверях ресторана они столкнулась с высокой чопорной старухой. Старуха была словно из старого фильма про высшее общество – вечернее платье из тускло-лилового шелка с серебряным шитьем, бриллианты в ушах и на пальцах жемчужное ожерелье. Старуха налетела на нее, попятилась и недовольно проворчала:

      – Дубина стоеросовая!

      Только тогда до Кати дошло, что это – та самая бедная старуха, которая ругалась с водителем такси. Правда, узнать ее было очень трудно, и теперь никому не пришло бы в голову назвать ее бедной.

      Катя подумала, что характер у старухи отвратительный: она уже забыла, что Катя ее только что выручила, и вместо благодарности обозвала стоеросовой дубиной…

      Это было обидно, но не напоминать же ей об инциденте перед входом! Еще подумает, что Катя волнуется из-за своих двадцати евро.

      Катя пошла к своему столику и тут снова столкнулась с той же старухой: они подошли с двух сторон к одному и тому же столу.

      – Это мой стол! – прокаркала старуха по-немецки и снова добавила по-русски: – Вот дубина!

      – Да подавитесь вы этим столом! – раздраженно ответила Катя и потянула Павлика за руку в другую сторону.

      При звуках русской речи старуха изумленно замерла, затем достала из своей сумочки самый настоящий лорнет, уставилась на Катю и смущенно проговорила:

      – Ах, это вы, деточка?! Простите глупую старуху! Я плохо вижу и не узнала вас! Ради