Перстень Екатерины Великой. Наталья Александрова

порах, но не благодарность играла главную роль в ее терпимом отношении к Муратову. Она гораздо больше думала о принадлежащих ему двадцати процентах акций. Только с его двадцатью процентами они с сыном сохраняли контроль над каналом. Пока Муратов безоговорочно верил ей – он голосовал за все ее предложения, и она могла управлять каналом твердой рукой.

      Вот и сейчас, войдя в ее кабинет, Юрий Борисович завел старый разговор о возобновлении дискуссионного клуба, который когда-то был на канале.

      – Ведь ты помнишь, Лиза, у этого клуба были прекрасные рейтинги!

      – Юрий Борисович, сейчас другие времена! – притворно вздохнула Елизавета. – Сейчас зрителям нужны самые примитивные ток-шоу… хотите кофе? Или, может быть, коньяку? У меня есть отличный коньяк…

      – Не стоило бы мне пить, – смущенно проговорил Муратов. – Ты же знаешь, у меня давление. Но не могу отказаться…

      Елизавета открыла бар, достала два коньячных бокала, бутылку с подписанной от руки этикеткой, плеснула ему на два пальца, себе – поменьше, подняла бокалы:

      – За ваше здоровье, Юрий Борисович! Вы всегда были для меня Мастером, Мэтром!

      Муратов смущенно хмыкнул. Видно было, что ему приятны ее слова.

      Елизавета подумала, насколько примитивны мужчины, даже самые умные из них: чем грубее лесть, тем сильнее она на них действует.

      В дверь кабинета постучали, вошел Рокотов – красивый, представительный, уверенный в себе.

      – Елизавета Петровна, не помешаю? Здесь нужна ваша подпись. – Он положил перед ней протокол собрания.

      Она подписала – размашисто, уверенно. Рокотов не уходил, явно еще что-то хотел сказать. Елизавета подняла на него глаза:

      – Еще что-то?

      – Да, Елизавета Петровна. Я просил у вас отпуск – две недели. Вы обещали мне после этого собрания.

      – А, ну да… – Она пожевала губами, не стараясь скрыть недовольство: пусть помнит свое место. – Ладно, Алексей Григорьевич, можете отдохнуть. Собрание вы провели хорошо, неделю мы без вас как-нибудь переживем.

      – Неделю? – Он поднял брови.

      – Неделю, – подтвердила она спокойно.

      – Что ж, – сказал он, выходя, – спасибо…

      Проводив его взглядом, Муратов проговорил:

      – Как он? Ты им довольна?

      – Да, пожалуй… – ответила она после короткого раздумья. – Толковый, энергичный…

      – Будь с ним осторожна, – предупредил старик. – Такие, как он, очень опасны. Он смотрит тебе в рот, но стоит зазеваться, проглотит и не поперхнется.

      – Я держу его на коротком поводке, – ответила Елизавета, усмехнувшись. – Только такие и нужны в наше суровое время.

      Надо же, подумала она, а старик по-прежнему разбирается в людях!

      Двери отворились, и в комнату вплыла дородная женщина в голубом необъятном платье, в пудреном парике – государыня Елизавета Петровна. Мамки и няньки низко склонились перед ней, Фике присела в книксене, робко взглянула на императрицу.

      Та