Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки. Игорь Матрёнин

повеселее закончить мрачноватую эту главу, но получилось, как всегда, как-то не очень… Ну а стало быть, так оно и нужно – в назидание всем нам, «романтикам рокенрола», чтоб не забывали, чем всё хорошее и светлое может «сказочно» обернуться.

      Люди, я люблю вас!

      Если бы не неспешные прогулки по родной обманщице-Москве или, напротив, суетливые пробежки галопом по суровой столице, вряд ли получилась бы эта книжка такой разноцветной. Столько же всего весёлого до колик и печального до слёз примечаешь невольно, когда бродишь бездельником по незнакомым местечкам или несёшься занудой по привычным делам в тысячу раз обеганной местности.

      Поворачиваешь любопытную голову налево и видишь озадачивающую надпись «Клиника головной боли». Обозвались бы ещё зловещей вывеской «Головные боли», чего уж там. Начинаешь гадать, что же имели ввиду родители сего двусмысленного слогана, и надеешься, что всё же не вечной головной болью награждают они за щедрую оплату пациентов-мазохистов.

      Бросаешь взор направо, и… «Из зеркала «Автобанка» на меня смотрело опухшее, рыжее, волосатое существо и смотрело оно с каким-то испуганным интересом…». Ага, стало быть, я снова с похмелья… Но расстраиваться не нужно, мои милые дамы, каких-то пару дней просушки и я снова ваш – «гибкий и эротичный рок-стар».

      Совершенно бесконечный материал для «самодельного романа» – вечное, как урбанистический наш мир, метро. Вбегаю в вагон, вредные двери едва не прищемляют меня за хвост, у-ф-ф, успел-таки! Плюхаюсь на сидение, залихватски достаю книгу, одновременно довершаю ежедневную «интеллектуальную нагрузку», включая на полную катушку плейер, и начинаю уже было исчезать из бренного мира в «фальшивые грёзы искусства», как…

      Вижу рядом старушку-нищенку, такую несчастную, маленькую, очень бедно, но подчёркнуто чисто одетую. Вроде бы это я должен жалеть её, скорее всего бездомную, но она смотрит на меня с таким состраданием, будто всё ей известно о моей неприкаянной жизни – что я такой же бездомный, что неотвратимо спиваюсь, что нет у меня детей и может уже и не будет, что ничего не умею, а заработать на честный хлеб своим ремеслом поэта и балалаечника уж много лет, как не выходит… И вдруг она в какой-то совершенной трогательной святости начинает гладить меня по руке шершавой своей ладонью, как делала когда-то в детстве покойная моя бабушка Александра Николаевна. А я же, не видя в этом ничего странного и ненормального, кроме как человеческого тепла, тоже глажу её тонкую, как у птички, иссохшуюся лапку. Так тихо и проехали мы до своих станций с глазами, полными слёз, не произнеся ни единого слова и даже не простившись…

      Люди… Милые мои, хорошие люди… Сколько видел я вас, скольких сердечно любил и сколькими от души восхищался! Эти маленькие нелепые истории, не имеющие ровно никакого серьёзного смысла в жизни, но именно они и украшают её, делая не такой обязательной, а просто приятной, нежной и славной…

      А вот ещё одна забавная