Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя. Владимир Поселягин

в тринадцать часов сорок семь минут дня. Истребитель пилотировал временно закрепленный за ним сержант Пермин. В результате первых минут боя летчик был ранен и сел на вынужденную, где и скончался от потери крови. Прибывшая на место посадки группа механиков вывезли тело летчика, сообщив, что самолет исправен, требуется летчик. Рапорт техника-лейтенанта Смакова. М-да. Вечером была послана машина с летчиком… Никого, значит, там не было? – спросил он у меня.

      – Нет. Только боец, охраняющий машину.

      – Как его фамилия?

      – Не знаю. Вроде Федей его сержант называл.

      – Действительно, судя по рапорту Смакова, оставлен Федор Мальцев.

      Я пожал плечами – кто и что там оставил, не в курсе.

      – Ладно, давай теперь о том, где ты ТАК научился летать!

      А вот тут я завис. Пришлось сказать о генерале Рычагове, добавив, что если есть какие вопросы, то пусть задают ему. Насчет полетов отделался общими фразами, что научили с разрешения генерала.

      Чем поставил комиссара в тупик. Судя по его виду, информацию он добудет по-любому.

      – Ну, в принципе не плохо, есть, конечно, шероховатости в рассказе, но пойдет, потом отшлифуете, – изучая документы, которые я доставал из планшета и по мере рассказа клал перед ним, буркнул комиссар.

      – Распишись вот тут. И помни, что майор Никитин за тебя поручился.

      Внимательно посмотрев на своего будущего командира, я кивнул.

      Прочитав написанное, чем вызвал одобрительный смешок Никитина, я расписался, где сказали, и вышел в коридор. Понимание того, что теперь постоянно буду под наблюдением, не давало мне возможности расслабиться.

      – Что, уже все? – спросил у меня подошедший Никифоров. Вид он имел слегка бледный, но довольный.

      – Да, велели ждать, – кивнул я.

      Когда мы выходили из здания, нам пришлось посторониться, пропуская генерала Павлова. Вид у него – мертвый не позавидует. Настолько бледным он был.

      – В штаб фронта, немедленно!

      Что было примечательно, так это тот самый полковник Миронов, несущий привезенный мною портфель.

      – Ну все, хватит, пора в полк, – проговорил майор, провожая их взглядом.

      В полку мне не понравилось. Где капониры, где зенитки? Где маскировка?.. Нет, маскировка, конечно, была, но какая? Самолеты стоят фактически открыто, разве что под деревьями, да некоторые под масксетями. Насчет зенитных средств. Один счетверенный «Максим» и снятый со сбитого лаптежника крупняк. Это не зенитки, а так, для самоуспокоения.

      Я внимательно осматривался, когда мы ехали по полю к палаткам, в которых размещался штаб.

      «М-да, навоюем мы тут», – подумал я, отлипнув от окна. Проехали очередного часового и группу механиков, что-то тащивших к полуразобранному СБ, стоявшему совершенно открыто, без всякой маскировки.

      – Давай сперва в санчасть, а потом уж и ко мне, – приказал Никитин и велел выглянувшему на шум подъехавшей машины дежурному показать, где санчасть.

      – М-да, видок у тебя, – внимательно осмотрев меня, хмыкнул дежурный.

      – Вы, товарищ лейтенант, три дня по немецким