Дети новолуния. Дмитрий Поляков (Катин)

Белой крепости. Тот, как ни странно, не обратил внимания на подъехавшую процессию и остался в прежней коленопреклонённой позе, глядя перед собой. Каан хмыкнул и повернул лицо к толмачу.

      – Спроси, кто он такой?

      Насмерть перепуганный толмач из кипчакских купцов-караванщиков спешно сложился в седле пополам, вытянул шею, чтобы незнакомец сквозь треск горящих руин разобрал каждое слово, и, заикаясь, перевёл вопрос каана. Лишь тогда незнакомец поднял голову.

      – Секретарь кади, – глухо ответил он, обращаясь исключительно к старому каану. – На этом месте стояла наша мечеть.

      – Хм… Как ты здесь оказался?

      – Был в Бухаре. Кади послал в медресе за свитками. Вот они.

      – Ты пришёл сюда ночью?

      Хорезмит огляделся по сторонам.

      – Ушёл… вернулся… – пробормотал он, словно в тумане. – Здесь была мечеть. Её отовсюду видно. Большая, с высоким минаретом… Там – лавка торговца фруктами, там – мясом… Вон там старый Эль Чур держал чайную… бегали дети… его все знали… А там был базар…

      Толмач, пожимая плечами, переводил.

      – Ничего, – усмехнулся каан, – скоро здесь будет хорошее пастбище для коней.

      – Я написал историю этого города… – горестно прошептал хорезмит и поднял с земли грязный свиток. Потом взглянул прямо в лицо каану и повторил сказанное в полный голос: – Я написал историю города Ак-кала. А что написал ты?

      – Э-э, я не умею писать. Зачем это? – Неожиданно старик расхохотался. – Слова – пыль. Когда владеешь народами, – он вытянул руку и сжал кулак, – слова потекут туда, куда я посмотрю.

      – Значит, ты и есть тот самый хан?

      – А ты, значит, книжник? Лучше бы ты умел лечить глаза. Не бойся, я таких не трогаю.

      – Люди говорят, что ты все города вот так…

      – Нет, не все. Только некоторые. Мой сын отравился фруктами, которые притащили ваши имамы. Я думал, что он скоро умрёт. Но Вечное синее небо спасло ему жизнь, и я поклялся отблагодарить Небо за доброту.

      – Пара гнилых груш стоила целого города?..

      Хорезмит нравился каану удивительным безразличием к возможным последствиям своей храбрости. Такие люди всегда вызывали у него уважение.

      Каан нагнулся к нему, отвёл руку назад, как бы указывая на дымящиеся просторы.

      – Ответь мне, раз уж ты книжник, – сказал он, – будет моя слава жить всегда?

      Плечи хорезмита обвисли ещё больше, и он ответил:

      – Тебе нужна вечная слава? Боюсь, о тебе некому будет рассказывать, потому что ты, хан, несёшь гибель всем, кто способен выдержать твой взгляд. Мёртвые народы ничего не помнят.

      Лицо каана окаменело, из-под выпуклого века холодной яростью полыхнул зеленоватый глаз. Старик схватился за меч, но сдержался и прохрипел с заминкой:

      – Меня прославят другие народы… глупый хорезмит!

      Затем повернул лошадь и решительно поскакал прочь. Кешиктены потянулись за ним. Последний из них, рослый молодой