Три товарища и другие романы. Эрих Мария Ремарк

и впускала кавалера. Но случилось так, что в декабре малышке пришлось слишком часто перемещаться из теплой комнаты в нетопленый чулан. Она простудилась и часто плакала при гостях. И Розе пришлось с ней расстаться, как ей это было ни тяжело. Она отдала ее в дорогой пансионат, выдав себя за вдову почтенного человека. Иначе ребенка не приняли бы.

      Роза поднялась.

      – Так ты придешь в пятницу?

      Я кивнул.

      Она посмотрела на меня.

      – Ты ведь знаешь, в чем дело?

      – Конечно.

      Я не имел никакого понятия о том, в чем было дело, но у меня не было и ни малейшего желания расспрашивать. Эту привычку я усвоил себе за тот год, что стучал здесь по клавишам. Так было удобнее всего. Так же, как обращаться ко всем девицам на ты. Иначе было просто нельзя.

      – Привет, Роберт.

      – Привет, Роза.

      Я посидел еще немного. Что-то на сей раз в душе моей не водворялся тот сонливо-безмятежный покой, ради которого я и ходил сюда по воскресеньям. Я выпил еще стаканчик рома, погладил кошку и ушел.

      Весь день я слонялся без всякой цели. Я не знал, чем заняться, и нигде не задерживался подолгу. Под вечер я пошел в нашу мастерскую. Кестер был на месте. Он трудился над «кадиллаком». Мы купили его недавно по дешевке, как старье. Теперь его было не узнать, и вот Кестер наводил последний глянец. Афера была рискованной, но мы надеялись заработать. Я, правда, сомневался, что дело выгорит. В трудные времена люди предпочитают покупать маленькие машины, а не такие дилижансы.

      – Нет, Отто, нам не сбыть его с рук, – сказал я.

      Но Кестер был уверен в успехе.

      – Это средние машины трудно сбыть с рук, Робби, – возразил он. – А вот дешевые идут неплохо и самые дорогие тоже. Всегда есть люди, у которых водятся деньги. Или есть охота производить такое впечатление.

      – А где Готфрид? – спросил я.

      – На каком-то политическом собрании…

      – С ума сойти! Что он там забыл?

      Кестер засмеялся.

      – Этого он и сам не знает. Да ведь весна на дворе. По весне он всегда становится шалым и жаждет новенького.

      – Возможно, и так, – сказал я. – Давай-ка я тебе помогу.

      Мы провозились до темноты.

      – Хватит на сегодня, – сказал Кестер.

      Мы умылись.

      – Знаешь, что у меня здесь? – спросил Кестер, похлопывая по бумажнику.

      – Интересно…

      – Билеты на бокс сегодня вечером. Два. Ты ведь пойдешь со мной, а?

      Я колебался. Он посмотрел на меня с удивлением.

      – Штиллинг выступает. Против Уокера, – сказал он. – Бой будет что надо.

      – Возьми лучше Готфрида с собой, – предложил я. Вообще-то смешно было отказываться, но идти мне не хотелось, сам не знаю почему.

      – А ты что – чем-нибудь занят?

      – Нет.

      Он посмотрел на меня.

      – Домой пойду, – сказал я. – Письма напишу и все такое прочее. Надо ведь когда-нибудь…

      – Ты не болен? – спросил он с тревогой.

      – Ничуть, что ты. Разве что тоже слегка ошалел от весны.

      – Ну